Остапчук пообещал, что запомнит.

Как только помещение опустело, врач сникла.

– Устала я, Тоня, – призналась она.

– Как там? – осторожно спросила Антонина Михайловна.

Маргарита только отмахнулась:

– И не спрашивай. Чудом жив остался. Вот на столечко, – она показала пальцами малую толику, – от смерти. Хорошо так ножичек кинул, если бы палец у него был – не промахнулся бы, как раз в сонную артерию. Видимо, переученный правша, когда лишился указательного, обе руки развил, а правая все равно основной осталась. Да и нож… если бы выкидушка или даже просто финка – конец лейтенанту, а ножик кухонный, сточенный, к тому же полручки не было… деревяшка с одной стороны отвалилась, нарушена форма, нож и полетел не так. Господи, как спать охота. Тонечка, дай валерьяночки, не могу, поспать надо.

– Конечно, Маргарита Вильгельмовна.

* * *

«…В ходе оперативной разработки с привлечением местного населения был обнаружен гражданин Козырев Валентин, подозреваемый в ограблении Моториной Р. И., Ильичевой И. Т., Иванцевой Н. Л., в причинении смерти Найденовой М. В., убийстве Ревякина Д. А., несовершеннолетнего Воронина М. И., похищении продовольственных товаров с базы номер… расположенной по адресу…».

«…при задержании подозреваемый Козырев совершил покушение на убийство оперуполномоченного отделения милиции номер… лейтенанта Акимова С. П., при попытке к бегству был застрелен сержантом Остапчуком И. А.».

«…при обыске предполагаемого места сокрытия упомянутого Козырева обнаружены вещи, в которых пострадавшие Моторина Р. И., Ильичева И. Т., Иванцева Н. Л., Алиханова Н. И. (дочь пострадавшей Найденовой М. В.) опознали свои (протоколы опознания прилагаются)».

Остапчук, добравшись до дома, пирует на радостях, не в таком он состоянии, чтобы рапорта писать, приходится руководству стараться, докладывая самому себе.

В кабинет поскреблись, Сорокин поднял воспаленный глаз:

– Входите, кто там такой вежливый.

На пороге показался сконфуженный Санька Приходько:

– Простите, Николай Николаевич, я тут вот. Спросить.

– Чего?

– Можно мне на голубятню? Там бумажки налеплены, с печатью…

– Чего ты там забыл?

– Да птиц покормить… Палыч… то есть товарищ лейтенант Акимов сказал, а сам…

– А-а, точно. Хорошо, ты аккуратно там бумажку отклей, она на капле, как уходить будешь, прилепи обратно.

– Николай Николаевич, так и с утра надо, – не отставал Санька.

– Ну с утра то же самое проделай, – утомленно поморщился Сорокин, – с чего ты вдруг такой дисциплинированный?

Санька, сказав «благодарствуйте», остался стоять, переминаясь с ноги на ногу.

– Чего тебе еще?

– Товарищ капитан, а Палыч как… того?

– Сам ты – «того»! – рассердился Сорокин. – Совсем чокнулся! Не дождетесь.

– Я и не жду, – серьезно и даже с обидой возразил Санька, – зачем вы так…

– Иди, Приходько, и без твоего щебета голова трещит.

* * *

Как же ждала она этого дня, какие надежды возлагала – а закончилось все так быстро и серо. Дурацкое нарисованное озеро, дурацкая глупая луна, пыльные занавески. Выползала на сцену эта тумба в белом саване, Нина Заречная, в миру кадровичка Ольга, ныла с неуверенной улыбкой про то, что нет ни людей, ни орлов, ни рыб молчаливых.