Уильям уже избавился от своих цепей и помахал ему. Пожалуй, Парису стоило последовать его примеру, чтобы избежать избиения.

Горгульи не обратили на Уильяма никакого внимания. Они по-прежнему льнули к Парису, проверяя спокойствие Сиенны. Он расслабился. Парис был так близок к ней, к тому, чтобы прикоснуться к Сиенне так, как он мечтал.

О, что он только не хотел сделать с ней...

Сиенна могла оттолкнуть его, а могла и не оттолкнуть. В любом случае, скоро он всё это выяснит.

Глава 11

Повелитель наблюдал за тем, как Уильям подошёл к Сиенне. Она не отводила от Париса взгляд, и он задался вопросом, что за мысли занимают её голову, реагирует ли тело Сиенны на него также, как его реагирует на её?

Её окружали забрызганные кровью стены, и Парис выругался. Он всё отдал бы, чтобы увидеть Сиенну в окружении шёлка и бархата.

Парис осуществит эту задумку, прежде чем отпустит её. Он поклялся себе в этом, даже если мысль о том, что придётся отпустить Сиенну заставляла его выть.

– Рад снова тебя видеть, Сиенна, – произнёс Уильям как можно любезнее. Холод в глазах противоречил его внешнему радушию.

Парис напрягся. Если воин причинит ей боль...

– Мы встречались? – Спросила она.

Мгновение Уильям излучал абсолютное недоумение.

Затем выражение его лица прояснилось, и губы расплылись в сахарной улыбке.

– Обидно, что ты меня не помнишь, но не имею ничего против того, чтобы напомнить о себе. Позволь мне в красках описать эту сцену. Мы были в Техасе. Ты как собачонка сидела на бетонном полу, вцепившись в Париса. – Грубый, насмешливый тон Уильяма должен был напугать Сиенну, поставить её на место, вернуть к тем событиям, ко всему, что она сделала Парису.

– Смени тон! – Рявкнул Парис. Сиенна, может, и поступила плохо по отношению к нему, но воин никому не позволит неуважительно относится к ней.

Сиенна пожала плечами. Видимо то, что сказал Уильям, её совсем не зацепило.

– Ты должен простить меня за то, что тогда я тебя не заметила. На фоне Париса ты такой невзрачный.

Уильям подавился собственным языком.

Впервые за вечность губы Париса расплылись в улыбке истинного веселья. Единственный раз он был свидетелем такой храбрости с её стороны, когда она вколола ему снотворное.

Тогда это не вызвало у него восторга, но не теперь, особенно, когда всё это направленно на кого-то другого.

Уильям отдышался и добавил:

– К твоему сведению, если как-нибудь причинишь ему вред, я прикончу тебя. И мне всё равно, насколько его это расстроит. – Он так спокойно это заявил, что сомнения в намерениях отпали. – Парис поглупел, заботясь о твоей судьбе, а это не значит, что его друзья подхватили эту психическую слабинку.

На этом веселье Париса закончилось. Из его груди вырвалось животное рычание. Воин обнажил зубы. Его снова начала поглощать тьма... вернулась ярость. Парис дёрнулся и освободил руки, обхватил Уильяма за шею и сжал. Никто не смел, угрожать Сиенне. Никто. Никогда.

"На самом деле ты не хочешь ему навредить. Остановись", – просьба появилась из глубины души, оттуда, где всё ещё должен был находиться прежний Парис.

Верность Уильяма оказалась приятной неожиданностью, чем-то, что на примитивном уровне Парис высоко ценил.

Однако, когда дело касалось Сиенны, здравомыслие улетучивалось, сменяясь ожесточённой борьбой.

"Должен защитить её..."

Горгульи перестали тащить Париса, прекратили толкать и возобновили борьбу, толкая его на пол, на груду костей. Они рвали его когтями и зубами.

– Видишь? – Уильям указал на Париса, доказывая свою точку зрения. – Глупец.

Прикусив щёку, Парис заставил себя успокоиться во второй – третий? – раз.