– А что это за беженцы такие? – поинтересовался я. – Откуда они бегут?

– Пан хорунжий, – ответил мне капрал, – это дело давнее и паскудное. В Ираке, Сирии и других арабских странах давно уже идет война. Головы там режут почем зря. Ну, и народ бежит от этих головорезов, да не куда-нибудь, а прямиком в Европу. И что самое плохое, работать эти беженцы не желают, а жратву требуют. А от безделья баб местных насилуют и мужиков грабят. И ничего с ними не сделать, ударишь такого беженца – тебя по судам затаскают. В Германии они прямо на улицах бабам подолы задирают. А немцы видят, да морды отворачивают.

– Ну, а в Польше-то как? – спросил я. – Надеюсь, вы, хлопцы, не забыли, что вы не немцы, а поляки?

– Не, у нас пока все тихо, – ответил капрал. – Но это оттого, что этих беженцев у нас пока мало. А как будет много, они так же будут паскудничать. Но мы им дадим укорот, – и капрал выразительно провел ребром ладони по горлу.

Много чего я в этот день услышал. И о шествиях содомитов, и о сатанистах, которые открыто устраивают свои шабаши, и о том, как мужики женятся на мужиках, а бабы выходят замуж за баб.

Нет, наверное, зря нас в этот мир будущего прислали. Лучше бы мы в лагере остались. Русские не стали бы нас расстреливать. Может, зря я не вступил в новую польскую армию?

27 июня 1941 года, утро. Мурманск, межвременной погранпереход «Полярный»

Шел пятый день войны. Где-то далеко гремели бои грандиозного приграничного сражения. Клейст, Гудериан, Гот и Гепнер каждый день словно бешеные собаки кидались на ушедшие в глубокую оборону войска Красной Армии и либо обессилено откатывались назад, либо ценой огромных потерь продвигались еще на несколько километров вперед и снова останавливались перед очередным оборонительным рубежом, как по мановению волшебной палочки возникшим там, где вроде бы ничего не должно было быть. Впрочем, к 27 июня двигаться вперед продолжали только танкисты Клейста, которые за пять дней ценой огромных потерь в живой силе и технике достигли линии Луцк – Берестечко. Больше всего этот выступ напоминал готовый к вскрытию огромный нарыв, но в Москве пока сдерживали генерала Жукова, считая, что раз немцы еще в состоянии атаковать, то пока преждевременно переходить от обороны к наступлению.

Зато тут, на Советском Севере, все было внешне тихо. Финляндия, пообещавшая Гитлеру, что вступит в войну с СССР, как только немецкие войска выйдут на рубеж Западной Двины, в условиях все еще длящегося ожесточенного пограничного сражения в стиле а-ля Верден, огромных потерь вермахта и особенно после особо чудовищной бомбежки Берлина, вела себя тише воды ниже травы.

СССР тоже пока не требовал разоружения и интернирования находящихся на финской территории немецких войск, продолжая, впрочем, усиливать оборонительные рубежи на мурманском, кандалакшском и лоухском направлениях. Усиливалась и противовоздушная оборона советского Заполярья. Через межвременной погранпереход «Полярный» было доставлено необходимое количество пусть и не самых современных для XXI века, но надежных и вполне убойных ракетных систем ПВО, которых с избытком должно было хватить на полторы сотни самолетов 5-го воздушного флота люфтваффе, базирующихся на конец июня в Норвегии.

Но чем драматичней развивались события, тем более гипотетической становилась возможность вступления Финляндии в войну на стороне гитлеровской Германии.