Тогда Молитерно взошел на кафедру и обратился к народу с речью; он сказал, что святой Януарий, небесный покровитель, конечно, не допустит, чтобы город перешел в руки французов; затем он призвал каждого вернуться к себе домой, отдохнуть от треволнений дня и подкрепить себя сном, чтобы те, кто хочет сражаться, явились сюда на рассвете с оружием в руках.

Наконец архиепископ благословил всех собравшихся, и каждый, уходя, твердил про себя произнесенные им слова: «У нас только две руки, как и у французов. Но святой Януарий за нас».

Собор опустел, пустынными стали и улицы. Тогда Молитерно и Роккаромана взяли свое оружие, оставленное в ризнице, и, проскользнув в темноте, вышли на площадь Святой Троицы, где их ожидали соратники.

Там находились Мантонне, Веласко, Скипани и тридцать или сорок патриотов.

Речь шла о том, чтобы овладеть замком Сант'Эльмо, где, как мы помним, был заключен Николино Караччоло. Роккаромана беспокоился о брате, другие тревожились о судьбе друга — итак, было решено его освободить. Но для этого надо было отважиться на какое-нибудь отчаянное предприятие. Николино, столь счастливо избегнувший пытки, назначенной Ванни, не мог, однако, надеяться остаться в живых, если лаццарони захватят замок Сант'Эльмо, единственный, который они не пробовали атаковать ввиду его неприступности.

С этой целью Молитерно, во время своей двадцатичетырехчасовой диктатуры не решившийся освободить Николино из страха, что лаццарони обвинят его в измене, присоединил к гарнизону крепости трех-четырех надежных людей из числа своих слуг. Через одного из них он узнал пароль замка Сант'Эльмо в ночь с 20 на 21 января. Пароль был: «Партенопея и Позиллипо».

Вот что замыслил Молитерно: послать патруль, якобы посланный городом с приказами коменданту крепости, сказать пароль часовому, а когда ворота откроют — ворваться в цитадель и захватить ее.

К несчастью, Молитерно, Роккаромана, Мантонне, Ве-ласко и Скипани были слишком хорошо известны, чтобы взять на себя командование этим небольшим отрядом. Они были вынуждены уступить эту роль человеку из народа, который был с ними заодно. Но тот, малознакомый с обычаями войны, вместо того чтобы произнести в качестве пароля слово «Партенопея», сказал «Неаполь», думая, что это не составит разницы. Часовой распознал обман и поднял тревогу. Отряд был встречен ружейным огнем и тремя пушечными залпами, которые, к счастью, не нанесли нападающим никакого урона.

Эта неудача повлекла значительные последствия: во-первых, Николино Караччоло остался в тюрьме, во-вторых, генералу Шампионне не был подан сигнал, обещанный республиканцами.

И действительно, Шампионне дал слово республиканцам 21 января, днем, подойти к Неаполю на расстояние видимости, они же, со своей стороны, обещали ему, что в знак их союза на замке Сант'Эльмо будет развеваться трехцветное французское знамя.

Коль скоро ночная атака не удалась, они не могли сдержать слова, данного Шампионне.

Молитерно и Роккаромана, которые хотели просто освободить Николино Караччоло и были только союзниками, а не сообщниками республиканцев, не знали их тайного уговора.

Велико же было удивление как тех, так и других, когда 21 января, на рассвете, они увидели, что трехцветное французское знамя полощется над башнями замка Сант'Эльмо.

Сейчас мы расскажем, как произошла эта неожиданная замена.

Роберто Бранди не знал содержания записки, посланной Ванни князем Кастельчикалой; но по изменившемуся выражению лица и внезапной бледности, покрывшей лицо прокурора, а также по его приказу отвести Николино обратно в темницу и по быстроте, с которой он вышел из зала пыток, Бранди без труда догадался, что известия, заключавшиеся в письме, были чрезвычайной важности.