— Вы будете маэстро Донато? — вопросил он.

— Ну, я. Заходи, не мешкай! — откликнулся тот, не зная, с кем имеет дело, и развеселившись от заманчивых подсчетов и выпитого вина.

— Это вы не мешкайте! — повелительным тоном отвечал пристав. — Тут я приказываю, а не вы.

— Ого-го! — вмешался папаша Бассо Томео, чьи зоркие глаза были привычны к темноте. — Сдается мне, что я вижу, как блестит серебряная или стальная цепь на черном платье.

— Судебный пристав из Викариа, — отозвался голос из сумрака. — От фискального прокурора. Если заставите его ждать, пеняйте на себя.

— Живее, кум, живее! — сказал Бассо Томео. — Похоже, дело не терпит.

И он замурлыкал себе под нос тарантеллу, начинающуюся словами:

У пульчинеллы есть трое поросят…

— Я мигом! — вскричал маэстро Донато, выскакивая из-за стола и рысью устремляясь к двери. — Правду вы сказали, ваша честь, синьор Гвидобальди не из тех, кто станет ждать.

И, даже не надев шляпы, маэстро Донато поспешно зашагал вслед за судебным приставом.

От улицы Вздохов-из-Бездны до Викариа идти недалеко.

Викариа — это старинный Капуанский замок. В пору неаполитанской революции он играл ту же роль, что Кон-сьержери во время французской: между судом и казнью служил последним приютом для обвиняемых.

Здесь осужденных помещали, если воспользоваться неаполитанским выражением, в часовню.

Эта часовня была просто отделением тюрьмы, и им не пользовались со времен Эммануэля Де Део, Гальяни и Ви-тальяни; семь же патриотов, казненных с 6 июля по 3 августа, были помещены в монастырь, или скорее форт дель Кармине, куда их заточили.

Фискальный прокурор Гвидобальди отправился туда, осмотрел помещение и велел привести его в порядок.

Надо было укрепить замки, запоры и ввинченные в пол « кольца, убедиться, что все достаточно прочно и надежно.

Потом прокурор решил разом покончить с двумя делами и послал за палачом.

Во время нашего пребывания в Неаполе мы с каким-то благоговейным чувством посетили эту часовню, где все осталось в прежнем виде, только была убрана картина, висевшая над большим алтарем.

Часовня сооружена посредине тюрьмы. Чтобы попасть туда, надо пройти через три или четыре зарешеченные двери.

Собственно в часовню, то есть в помещение, где стоит алтарь, поднимаешься по двум ступеням.

Свет туда проникает через низкое окно, пробитое на уровне пола и забранное двойной решеткой.

Из этой комнаты по четырем-пяти ступенькам спускаешься в другую.

Именно здесь осужденные проводили последние сутки своей жизни.

Ввинченные в пол большие железные кольца указывают места, где лежали на тюфяках узники в последнюю бессонную ночь. К кольцам были прикованы их цепи.

На одной стене с тех времен и по сей день сохранилась большая фреска, изображающая распятого Иисуса Христа и коленопреклоненную у его ног Марию.

Позади этой камеры расположена сообщающаяся с нею маленькая комната с особым входом.

В эту комнату, через этот особый вход, впускали белых кающихся, которые брали на себя заботу сопровождать осужденных, ободрять и поддерживать их в смертный час.

В этом братстве, члены которого называются bianchi, состоят духовные и светские лица. Духовники выслушивают исповеди, дают отпущение грехов и причастие — словом, делают все, кроме соборования.

Ведь соборование предназначено для больных, а осужденные на казнь не больны, им суждено погибнуть от несчастного случая, так что соборование, которое есть не что иное, как освящение агонии, им не положено.

Войдя в эту комнату, где они облачаются в длинное белое одеяние, снискавшее им прозвище bianchi, кающиеся уже более не расстаются с осужденным до тех пор, пока тело его не будет опущено в могилу.