Мужчина, бросившийся к ногам Луизы, был Микеле; женщина, обнявшая ее, была Элеонора Пиментель; три узника, окруживших Сальвато, были Доменико Чирилло, Мантонне и Веласко.

— Ах, бедная сестрица! — первым воскликнул Микеле. — Кто бы мог подумать, что колдунья Нанно так точно угадывает и умеет так верно предсказывать судьбу!

Луиза почувствовала, как по спине у нее пробежала дрожь; с грустной улыбкой она провела ладонью по своей тонкой нежной шее и покачала головой, как бы говоря, что палачу нетрудно будет сделать свое дело.

Увы! Ей суждено было обмануться даже и в этой последней надежде.

Не успело еще успокоиться волнение, вызванное прибытием Луизы и Сальвато, как дверь темницы снова отворилась и все увидели на пороге смутные очертания высокой фигуры, одетой в мундир генерала республиканской армии, такой же мундир, какой был на Мантонне.

— Дьявольщина! — произнес, входя, новоприбывший. — Мне хочется сказать словами Югурты: «Не очень-то тепло в римских банях».

— Этторе Карафа! — послышалось несколько голосов.

— Доменико Чирилло! Веласко! Мантонне! Сальвато! Здесь, по крайней мере, куда лучше общество, чем в Ма-мертинской тюрьме. Ваш покорный слуга, сударыни! Как, синьора Пиментель? Синьора Сан Феличе? Да здесь собралось все — наука, поэзия, отвага, любовь, музыка. Нам не придется скучать.

— Не думаю, чтобы нам дали время соскучиться, — отозвался Чирилло своим мягким грустным голосом.

— Но откуда вы взялись, любезный Этторе? — спросил Мантонне. — Я думал, что вы далеко от нас, в безопасности за стенами Пескары.

— Там я и был, — отвечал Карафа. — Но вы капитулировали, кардинал Руффо прислал мне копию вашего договора и письмо с советом поступить по вашему примеру; одновременно мне написал аббат Пронио и предложил сдаться на тех же условиях, обещая личную неприкосновенность и даже разрешение уехать во Францию. Я не счел для себя бесчестьем поступить так, как поступили вы; я подписал договор и сдал город, подобно тому как вы сдали форты. Назавтра аббат явился ко мне как в воду опушенный, не зная, как сообщить мне некую новость. Правда, новость была не из приятных: король написал ему, что, поскольку он вел со мною переговоры, не имея на то полномочий, он должен представить ему меня со связанными руками и ногами, а не то ответит за мою голову своей собственной. Пронио дорожит своей головой, хоть она и не слишком хороша; он велел связать мне ноги, связать руки и отправил меня в Неаполь в телеге, как возят на рынок скот. Только когда мы очутились в Кастель Нуово и ворота были заперты, с меня сняли веревки, а потом привели сюда. Вот и вся моя история. А теперь расскажите о себе.

О своих злоключениях рассказали все, начиная с Сальвато и Луизы. Мы знаем, что с ними случилось Знаем также, что произошло с Чирилло, Веласко, Мантонне и Пиментель. Поверив договору, они сели в фелуки, были задержаны Нельсоном и отправлены в тюрьму.

— Кстати, — заметил Этторе Карафа, когда каждый окончил свой рассказ, — у меня есть для вас приятная новость: Николино спасся.

Со всех уст сорвался радостный крик, начали расспрашивать о подробностях.

Мы помним, как Сальвато, предупрежденный кардиналом Руффо, в свою очередь поручил Николино предупредить адмирала Караччоло, что его жизнь в опасности. Николино прибыл на ферму, где прятался его дядя, через час после ареста последнего. Он узнал о предательстве фермера и, не стараясь выяснить больше, отправился просить убежища у Карафы.