– Боюсь, слишком много придется рассказывать, – тихо сказала Марго. – Столько всего случилось за те годы! А что, если… Приходите после ужина в беседку возле Аллеи писателей. Познакомимся поближе, и я решу, о чем с вами можно поговорить, а о чем не стоит.

Лина подобрала с асфальта последний огурец. блестевший осколками стекла, кинула его в урну, расплатилась за все и быстрым шагом направилась в столовую. Ей не терпелось скорее проверить свою догадку.

Ворон гласности

Эпоха гласности не застала Петра Воронова врасплох. Как только в одной из центральных молодежных газет наметились номенклатурные перестановки, в ЦК ВЛКСМ тут же вспомнили об энергичном руководителе одного из столичных райкомов. Воронова утвердили единогласно, и он с удовольствием пересел в кресло главного редактора одной из молодежных газет. Петр понимал, что всеобщие взгляды сейчас прикованы к прессе, вдруг ставшей, словно по щелчку чьих то пальцев, смелой и раскованной. Между тем, партийная и комсомольская номенклатура, к которой он еще недавно принадлежал, выглядела стремительно уходящей натурой. Газета «Правда» постепенно стала мишенью для насмешек и анекдотов. Партийные бонзы понимали это не хуже других, но не могли ничего поделать. В душах людей внезапно исчез страх и начало зарождаться какое то новое, отчаянное веселье, вернулась вера в перемены к лучшему, почти угасшая в сонную брежневскую эпоху.

В должности главного редактора Петр Воронов почувствовал себя, как рыба в воде. Теперь он призывал журналистов "ломать стереотипы" и "смело срывать любые маски". Петр Воронов был по натуре игрок и любил ходить по лезвию ножа, чтобы кровь не застаивалась в жилах и получала очередную порцию адреналина. Такого драйва, как в той молодежке, он не испытывал никогда прежде и был по настоящему счастлив. Даже женщины, которых он постоянно менял, не способны были дать ему такой драйв и кайф, такое обалденное чувство полноты жизни. Издание каждого номера становилось для главного редактора Воронова испытанием на прочность. Газету внимательно читали и в партийных, и в комсомольских "верхах". Утро Петра обычно начиналось с вызова "на ковер", то бишь, в ЦК ВЛКСМ. Однако, в отличие от прежних времен, теперь это грозило в худшем случае выговором, потому что "наверху" тоже не дураки сидели, они уже поняли, куда ветер дует. Многотысячные митинги с требованием перемен регулярно собирались в столице и других городах миллионниках. Ораторы говорили без бумажки, ярко и смело, причем нередко опирались на статьи в любимой газете. Журналисты внезапно стали популярнее артистов. Еще бы! Тиражи малозначительного прежде издания, которым нынче руководил Петр Воронов, рванули вверх и перевалили за несколько миллионов. Это была настоящая слава. Это был его триумф.

Во время путча 1991 года Воронову уже было что защищать, и он активно призывал москвичей на баррикады. Петр попросил в те дни одного из своих журналистов отвезти в Белый дом листовки. Пакет показался "курьеру" тяжеловатым.

Когда журналист, доехав до места, развернул сверток, то обнаружил под листовками аккуратно завернутые патроны.

– Ну ты, Петя, и говнюк! – горячился на следующий день новоявленный «дипкурьер». – Так меня подставить! Хоть бы предупредил! А если бы они багажник проверили?

– Но ведь не проверили! – усмехнулся главред. – А меня могли обыскать. Запросто. И грохнули бы на месте. Никто бы не стал разбираться, что это охотничьи патроны. В общем, кончай ныть, Костян! Знаешь ведь прекрасно, что без меня газета сдохнет.