— Томас, все выходы охраняются? — спросил он.

Велье кивнул.

Квин с интересом оглядел весь зал — много времени ему на это не потребовалось. Затем тихо задал Велье какой-то вопрос, в ответ на который тот опять кивнул. После этого инспектор поманил к себе Дойла.

— Дойл, где те люди, которые сидели вот на этих местах?

Он указал на три кресла рядом с креслом покойного и на четыре пустых кресла прямо перед ним.

Полицейский, кажется, растерялся.

— Я тут никого не видел, инспектор…

Квин постоял несколько секунд, затем отослал Дойла и негромко сказал Велье:

— И все это в переполненном зале. Не стоит об этом забывать.

Велье недоуменно поднял брови.

— Я еще просто не вник в это дело по-настоящему, — дружелюбно продолжал инспектор. — Все, что я вижу пока — один мертвец и толпа потных людей, которые шумят изо всех сил. Распорядитесь, пусть Хессе и Пиготт наведут порядок.

Велье передал приказ двум мужчинам в штатском, которые появились в театре вместе с инспектором. Те проложили себе дорогу в конец зала, раздвинув толпу в стороны. За детективами в штатском следовали полицейские. Актерам тоже пришлось отступить назад. В середине зала меж рядами протянули толстый шнур и в образовавшееся между ними пространство препроводили примерно пятьдесят мужчин и женщин. Люди инспектора встали рядом и велели каждому из зрителей предъявить билет, а затем пройти на место, в нем указанное. Спустя пять минут никто из публики уже не стоял на ногах. Актеров попросили временно оставаться за шнуром.

Инспектор Квин опустил руку в карман пальто, осторожно извлек оттуда коричневую украшенную резьбой табакерку и с явным наслаждением понюхал табаку.

— Вот так-то лучше, Томас, — сказал он довольно. — Ты же знаешь, как меня раздражает этот шум… У тебя есть хоть малейшее представление, кто этот бедняга на полу?

Велье покачал головой.

— Я за него еще не брался, инспектор, — сказал он. — Я тут появился всего на несколько минут раньше вас. Кто-то из участка на 47-й улице позвонил мне и сообщил о том, что Дойл просит помощи. Кажется, Дойл тут взял все дело в свои руки. Лейтенант сильно его нахваливал.

— Ах, вот как, — сказал инспектор. — Дойл! Подойдите, Дойл!

Полицейский подошел и отдал честь.

— Что здесь… — сказал невысокий седовласый человек, удобно располагаясь в кресле, — что здесь конкретно произошло, Дойл?

— Все, что я могу сказать, — начал Дойл, — это то, что за несколько минут до конца второго акта вот этот человек… — он указал на Пьюзака, который с невыразимо жалобным видом стоял в углу, — …вот этот человек подбежал ко мне сзади — к тому месту, откуда я смотрел спектакль, и сказал: «Офицер, убили человека!.. Убили!» Он чуть не плакал, прямо как ребенок, я даже подумал, что он пьян. Но быстро подошел сюда. Было темно, на сцене кричали и палили вовсю. Я увидел этого парня на полу. Я не стал его трогать, только пощупал пульс — там уж никакого пульса не было. Чтобы знать наверняка, что с ним покончено, я спросил, нет ли в зале врача, и отозвался некий доктор Статтгард.

Инспектор Квин внимательно слушал, склонив, словно попугай, голову набок.

— Отлично, — сказал он. — Отлично, Дойл. Я допрошу доктора Статтгарда позже. Что случилось потом?

— Потом, — продолжал полицейский, — потом я послал билетершу, которая стояла в проходе, в кабинет директора театра Панцера. Луи Панцер — вон там, прямо впереди.