— А где сейчас ваша группа? — спросил министр.

— Эксфильтруется вертолетом из района боевых действий, — доложил Дединец. — Будет в Москве завтра.

— Товарищ министр. — Коцубенко переступил с ноги на ногу, узорчатый паркет заскрипел под грузным телом. — Поскольку мне придется руководить группой, я хотел бы доложить вам план ее дальнейшего использования…

— Вначале я вам кое-что доведу. — Министр сделал знак заместителю, тот достал из серванта и поставил на полированный стол бутылку дагестанского коньяка, бокалы и тарелочки с тонко нарезанными сыром и копченой колбасой.

— Позвольте вам помочь, Борис Борисович. — Коцубенко ловко наполнил бокалы, не обратив внимания на легкую улыбку Дединца.

— За ваш успех, товарищи генералы, — торжественно произнес министр. — Особенно за вас, Артем Николаевич!

Он пригубил бокал и поставил на стол. Замминистра сделал точно так же. Коцубенко последовал примеру старших начальников. И только Дединец со вкусом выпил до дна, закусил колбасой, попробовал сыр, одобрительно кивнул. В глазах Коцубенко мелькнуло сожаление: видно, он тоже хотел выпить и хорошо закусить.

— Так вот, товарищи генералы, — продолжил Министр. — Обстановка в мире меняется, очень скоро перемены коснутся и нашего министерства. Нам придется мирно решать конфликт на Кавказе. Хотим мы этого или не хотим, но военный путь контрпродуктивен…

Дединец со стуком поставил рюмку на стол и внимательно слушал. Лицо его, как всегда, оставалось бесстрастным и вроде бы ничего не выражало. Хотя те, кто знал его хорошо, отметили бы, что это не так: вроде бы бесстрастное лицо выражало недовольство.

— Хуже всего то, что западные разведки получили информацию о вашей группе. Как она называется? — Министр перевел взгляд на своего заместителя, тот отрицательно покачал головой. Посмотрел на Коцубенко, но тот повторил жест отрицания — он тоже не знал ответа. Холодные голубые глаза министра остановились на Дединце.

— «Сандал», — коротко ответил генерал-лейтенант. — И что из этого следует?

— Вы же знаете, как расценивает Европа и Америка события на Кавказе? — строго спросил министр. — Как борьбу горцев за свободу и независимость!

— Да уж видел я эту борьбу вблизи! — не менее строго ответил Дединец. — И отрезанные головы наших ребят видел, и как эти звери кожу с пленных сдирали…

Он скрипнул зубами.

— А «Сандал» поубавил их пыл и показал, что надо соблюдать правила войны!

Но эти слова в очередной раз не дошли до сознания министра.

— И вот получается, — продолжил он. — Войны у нас никакой нет, но есть группа из представителей коренных народов Кавказа, знающих местные обычаи и традиции, наскоро изучивших Коран и действующих против своих братьев по крови под видом таких же борцов за свободу. Втираются к ним в доверие и коварно уничтожают…

— Коварно?! — Дединец сказал еще что-то, но вовремя понизил голос, так что добавленных слов не расслышали. Понятно только было, что он не поддержал гуманных и толерантных взглядов зарубежных коллег, причем отсутствие поддержки, скорей всего, было выражено в нецензурной форме. Но на речи министра это не сказалось.

— То есть нас могут обвинить в провокации, разжигании межнациональной розни и т. д. и т. п. Вплоть до геноцида — самого страшного международного преступления! — повысил тон министр. — Вот какой скандал может вспыхнуть из-за вашего «Сандала»!

Замминистра скорбно кивнул, поддерживая начальника: дескать, объективная реальность такова и никуда от нее не денешься!

— Международный скандал на весь мир! — развел руками зам.