.. Один черноволосый паренёк выразительно, несколько напоказ читал любовное стихотворение, отчаянно кося глазом в сторону прехорошенькой блондинки с двумя косичками. Ясно было, что чернявый влип по уши. Белецкий лишь усмехнулся про себя.
Одного он не ожидал, дурак что встретит Мастера.
Саша, удивился Самойлов, увидев своего студента в стенах училища во время каникул. Ты что здесь делаешь?
Я... мне нужно было... растерялся Белецкий, но всё же взял себя в руки и смело взглянул на Мастера. Рубен Константинович, я хотел бы написать заявление на отчисление по собственному желанию.
Несколько секунд Мастер молчал, всматриваясь в его лицо, а потом кивнул:
Пойдём ка со мной. Сейчас я не могу задерживаться, меня попросили провести прослушивание у абитуриентов, заменить заболевшего педагога... Посидишь со мной. Поприсутствуешь. Посмотришь. А потом мы с тобой поговорим.
Но мне надо... запротестовал было Белецкий.
Всё равно на факультете сейчас никого нет. Заперто, пожал плечами Мастер. Кому ты собираешься подавать своё заявление? Пойдём, пойдём, и потянул парня за собой ещё более решительно. Белецкому ничего не оставалось, кроме как подчиниться.
Прослушивание растянулось до самого вечера. Белецкий смотрел, как читают стихи и басни все эти симпатичные мальчишки и девчонки, которые жаждут стать актёрами. Мечтают, что этот волшебный мир приоткроет для них хоть краешек своей завесы...
Кто то был откровенно бездарен, кто то явно подавал надежды, а в ком то с самого первого взгляда угадывался талант. Среди поступающих не было одинаковых или похожих. Все личности...
Та самая блондинка с косичками бойко затараторила Агнию Барто: “Что болтунья Лида, мол, это Вовка выдумал...”
Так, подождите, стоп, прервал её Мастер, вам сколько лет?
Восемнадцать... пискнула та, оробев.
А что ж вы нам детский сад какой то читаете? Давайте что нибудь... он покосился в сторону Белецкого, ну, хотя бы про любовь. Вот, видите юношу? он кивнул на своего студента. Представьте, что вы влюблены в него по уши, страдаете, умираете от этой любви, а он вам взаимностью не отвечает. Итак?..
Девчушка залилась краской и вдруг, неожиданно глубоким и чувственным голосом, начала читать пушкинское “Письмо Татьяны к Онегину”, вперившись в Белецкого взглядом ясных серых глаз:
Я к вам пишу чего же боле?
Что я могу ещё сказать?
Теперь, я знаю, в вашей воле
Меня презреньем наказать.
Но вы, к моей несчастной доле
Хоть каплю жалости храня,
Вы не оставите меня...
Посмотри на этих ребят, негромко сказал Мастер, наклонившись к уху Белецкого. Они все верят, ждут и надеются на то, что пройдут. Тебе они сейчас страшно завидуют. У большей части из них сегодня рухнет последняя надежда. А ты... ты счастливый человек, просто не догадываешься об этом.
Белецкий понуро молчал. Он понимал, что Мастер прав. В самом деле, брось он училище ему будет дико не хватать вот этого всего. Неповторимой сумасшедшей атмосферы, окружающей обстановки, стихов и выступлений на публику, чтений и показов в учебном театре...
Последний абитуриент давно покинул зал, где проходило прослушивание. Самойлов и Белецкий остались вдвоём.
Соберись, Саша, произнёс Мастер спокойно. Не будь жалким. Я же вижу, что с тобой... с вами обоими происходит. Я всё понимаю и не осуждаю. Когда и любить, как не в восемнадцать двадцать лет... Но не позволяй этой любви полностью завладеть твоей жизнью, править ею. |