Наверное, поэтому он по возвращении, даже не дав сходить попариться в бане, сразу поволок меня смотреть золото. Спрятано оно оказалось прямо в доме, закопано под одним из двух больших сундуков.

Смотрел я на это богатство и задавался вопросом: зачем нам нужны были еще и камни?

Помимо пары килограммов золотых самородков, здесь были спрятаны ещё и три десятка николаевских червонцев, которых одних, по моему мнению, хватит за глаза на все про все. Дед у меня оказался настоящим буржуем, о чем я ему и сказал, не подумав. В итоге получил хлесткий подзатыльник, был обруган и выпровожен из дома с приказом не попадаться ему на глаза, а заниматься домашними делами. А именно растопкой бани, скотиной и ужином. Сам он, спрятав золото обратно, ушёл говорить односельчанам, что мы вернулись, а значит, и присматривать за нашим хозяйством больше не надо.

Почти месяц я жил обычной жизнью деревенского парня. Занимался хозяйством, помогал время от времени деду в кузне. Нарубил огромное количество дров из заготовленного зимой леса. Много времени проводил на огороде, ухаживая за посадками. Жил так же, как и до того, как осознал себя здесь после перерождения.

Когда пришло время уходить, я чуть не расплакался. Привык к этой жизни и к деду и уходить из деревни не хотел от слова совсем, но деваться было некуда, ведь все решено и переиграть не получится.

С дедом прощались, будто навсегда. Не выдержал старик и пустил все-таки слезу. Только пробурчал на прощание:

— Учись, Саша, на совесть и не забывай старика, навести при случае.

Сам я тоже находился в состоянии грогги, как пыльным мешком прибитый, но нашел в себе силы ответить:

— Обязательно вернусь, как только смогу, так сразу и вернусь.

Дед провожать в деревню не пошел, обнял, перекрестил на прощание и подтолкнул в спину, как будто говоря «иди уже, люди ждут».

Добираться до обжитых мест мне предстояло с деревенскими мужиками, которым подошло время идти к перекупам для обмена зимней пушнины на необходимые в хозяйстве вещи. Раньше этой меновой торговлей занимались весной, но уже как лет пять перенесли на лето. Решили, что выделанными шкурами торговать выгоднее, да и дорога летом попроще будет. Вот теперь и мне предстоит отправиться в путь с этой своеобразной торговой миссией.

Уже в деревне я оглянулся на наш дом на холме и увидел так и стоящего как изваяние деда, который, казалось, не сдвинулся ни на сантиметр. До сих пор я боялся оборачиваться, не уверен был, что не плюну на все и не побегу обратно, домой.

Помахал рукой на прощание, дождался ответного взмаха деда и, вытирая повлажневшие глаза, продолжил путь в глубь деревни.

Подошел к собравшимся возле дома учительницы (половина которого была отведена под что-то вроде школы) мужикам, уже готовым к выходу, поздоровался и стал дожидаться отмашки. Ждать долго не пришлось и уже через пару минут мы в составе пяти груженых, как мулы, человек отправились в путь.

Темп движения выбрали неторопливый, размеренный, поэтому, покинув деревню и перебравшись по неширокому мостику через реку, прежде чем скрыться в лесу, я еще раз посмотрел на наш холм и свой родной дом. Дед так и стоял на том же месте, прикрыв глаза рукой от солнца и вглядываясь в нашу сторону. Таким он мне и запомнился, сильным, несгибаемым и в тоже время, с ранимой душой. Слезы снова сами собой потекли из глаз, и я, с трудом сохраняя самообладание, зашагал вслед за мужиками, которые уже успели уйти вперед.

Глава 2

Рассказывать, как шли по лесам и горам больше недели не буду, точно так же, как с перекупщиками добирался до только недавно построенного Красновышевска, где располагался лагерь с заключенными. Нудно, долго и тяжело, так можно коротко описать пройденный путь. Из этого поселка до Соликамска доехал на легендарной для меня и уже привычной для местного населения новенькой полуторке.