Изменить размер шрифта - +


«Пять, четыре, три…»

Стас закрыл глаза. Он всегда предпочитал в момент отрыва чувствовать корабль, а не наблюдать мешанину показаний приборов и вязь цифр на

дисплее.

«Два, один… Старт».

Основные сопла разверзлись, выпуская струи плазмы и плавя конструкции под собой. Корпус шаттла словно вдохнул полной грудью… И с ревом

выдохнул, неторопливо поднимаясь над космодромом.

«Десять секунд. Полет нормальный. Двигатели работают без сбоев. Биометрические показания пилота в норме… Как слышите меня, Нужный?»

– Слышу хорошо, – сказал Стас, открывая глаза. – Все бортовые системы фурычат на пять.

«Отставить неуставную лексику, – сухо проговорил диспетчер. – Через десять секунд отстрел разгонной ступени и переход на гравитон».

– Конденсаторы в полной готовности. – Стас чувствовал, как все труднее становится говорить. Перегрузки давили на грудь. – G– двигатели в

режиме активного ожидания…

Раздался оглушительный грохот, и челнок тряхнуло так, что неопытный пилот решил бы – взрыв… Но это был всего лишь отброс разгонных

ступеней. Практически сразу с кормы донесся высокий вой, переходящий в ультразвук. Пространство вокруг «Ренегата» на миг подернулось

маревом G-аномалии Вайслера – Лисневского, и Стаса вдавило в кресло так, что перед глазами поплыли темные круги.

Заработали мощнейшие гравитонные ускорители.

Согласно технике безопасности, пространственные G-движки категорически запрещалось включать на высоте ниже пяти километров от уровня моря.

Правильно, это вам не парочка ускорителей крошечных атмосферных летунов, это маршевые пространственные. У них тяга на полтора порядка выше.

Половину космодрома в кисель превратить могут со всеми вытекающими.

Поэтому стартовать пилотам-межпланетникам приходилось на обыкновенных жидкостных ракетных двигателях и, только набрав расчетную высоту,

запускать гравитонники…

Но основная проблема заключалась в другом. При выходе на орбиту запрещалось врубать систему компенсации ускорения. Дело в том, что при ее

активации в плотной атмосфере из-за энергетических аберраций создавался эффект вакуумного взрыва, и челнок просто-напросто разносило в

клочья. Именно по этой причине для всех пилотов процедура старта до сих пор, в век прогрессивной технократии, оставалась самой неприятной и

болезненной – ведь перегрузки достигали 8 – 10 жэ при включенных гравитонниках. Хотя в околоземном пространстве они и развивали всего

четверть от нормальной мощности.

Стас лежал в кресле, ощущая, как каждая клетка тела становится все тяжелее. Сейчас от него ничего уже не зависело: маршевые двигатели

работали в автоматическом режиме, изредка выдавали серию импульсов маневровые, корректируя траекторию – корабль стал автономной космической

единицей. Конечно, специалисты комплекса УП готовы были в любой момент подхватить управление в случае возникновения нештатной или аварийной

ситуации, но такое случалось крайне редко, так что санкцирам с Земли оставалось лишь наблюдать, как огненная точка удаляется, рассекая

плотные слои атмосферы и все больше «заваливаясь» на бок, чтобы по расчетной глиссаде выйти на предварительную геостационарную орбиту.

Диспетчер замолчал на время, перестав докучать Стасу прогорклой протокольщиной. Остались лишь едва слышимое нытье G-движков, рев

рассекаемой атмосферы за бортом, которая с каждой секундой становилась все разреженней, и тяжелый стук пульса в висках.
Быстрый переход