В юности я посещал походы с друзьями-туристами Риткой, Светкой и Наташкой. Атмосфера товарищества, царившая в палатке, оставила во мне глубокие невротические повреждения. Годы прошли, сейчас для всего этого мне хватает одной Лары.

Фестиваль оправдал ожидания. Косой дождь, всесторонний ветер, наклонённые зрители. По тому, насколько зритель погрузился в грязь, можно судить, как давно идёт концерт. Алкоголь при этом запрещён. Отряды пионэрок следят за состоянием гражданских. Упавших сдают в полицию как предателей. У нас с собой был французский компот в бутылках без этикеток и стулья со спинками. Мы сохраняли вертикальность, несмотря на общую красоту пейзажа.

Ночью мы жались друг к другу с юношеским пылом. Я корил Лару, что не растолстела и плохо отапливает палатку. Она в ответ забрала мою зимнюю куртку. И велела утром разбить на ней лёд.

На рассвете мы увидели гениального музыканта А. Он брёл по лесу, как по дну океана. Он согласился на компот и спел немножко грустных песен. Услышав, как задорно зазвучал А., подошёл великолепный Б. Потрясающий талант даже в заиндевевшем виде. Б. сказал, что А. невероятен. А. ответил что Б. сам невероятен. Заслышав оттаявших А. и Б., пришёл потрясающий В. На нём были лыжные штаны и обычные для подмосковного лета четыре свитера. И всё равно синяя кожа. Мы как могли подняли внутреннюю температуру В. до комнатной.

Три музыкальных светоча собрались под нашим тентом. Где-то за дождём ломали микрофоны простые выдающиеся барды. Судя по обертонам, они употребляли разбавленный морс. Но настоящее искусство творилось у нас. Сама материя отступила под давлением духовности и компота. Прекрасные, прекрасные двое суток.

Единственное, в чём мы оказались не чайки, так это туалет. На фестивале оборудовали яму с жердями, занавесили от глаз оленей и белочек. Жерди вмещали до шести участников в ряд. Посещаемость была так себе. Разучился современный поэт оголять душу в присутствии других поэтов. Предпочитают отбежать на километр, чтобы встретить там друзей и врать, краснея, про любовь к прогулкам.

Мы с Ларой пошли смотреть, куда это люди ходят. Нашли хорошее место. Только приготовились остаться, из куста поднялся слепень. Четырёхмоторный, с блестящим фюзеляжем. Убить его кепкой не вышло. Пока махал, прилетел второй слепень, третий, потом ещё сто. Лишь отсутствие командного опыта не позволило им унести меня в чащу. Мы с Ларой поскакали прочь, визжа как пионеры. Неплохо в тот день побегали. Слепни тоже полетали с удовольствием. В машину запрыгнули все вместе. Ехали весело, никаких «поговори со мной, я засыпаю».

Остаток фестиваля прошёл прекрасно. Кого-то, помню, душил, потому что Л. Губанов – гений. Танцевал в лужах, обнимался с мужчинами. В куче потерянных людей, в воде по колено, только и можно познать свободу. Там сплошная Куба, только холодная, и полный капюшон дождя. Вернулся счастливым. Из приведённых ниже синдромов нашёл у себя пять и ещё одного клеща выкрутил.

БАРДЫ-НЕВРОТИКИ.

Слов не помнят. Нот не знают. Жалуются на память, зрение, слух. Но дисфункцию мозга отрицают. Климат им не тот, в помещении накурено, аппаратура дрянь, струны стёрлись, соседи вчера душили и повредили горло. Лишь досконально изложив все свои беды, бард-невротик издаёт ряд звуков, которые никто не назовёт музыкой. Поражённый зритель соглашается – это кошмар. Лучше бы жаловался дальше. Обычно, когда ждёшь ужаса, получаешь полужаса. Но тут всё честно. Несмотря на умирающий вид, бард-невротик цепко держится за микрофон и гитару не отдаёт. Вырывается, лезет назад и смотрит вот такими глазами.

Этим всюду слышатся скрипки и флейты. Так и говорят, представьте, вот тут вступают струнные. И долбят 64 такта вступления в ритме ум-ца-ца. Чего-то мычат, качаются, закрывают глаза. Выйдя из транса, обнаруживают, что зал спит или сбежал. На критику отвечают, сам ты заунывный.

Поют только о противостоянии добра и зла.