Слово «зря» как раз подходит к подобным словам, если тебя держат за ухо, а ты не можешь освободиться. Корделия хмыкнула и поволокла торговца через всю палубу, к Конану.

— Отпусти его, — негромко приказал киммериец. — В конце концов, он прав — ты очень плохо воспитана.

— Еще не хватало, чтобы варвар меня учил, — бросила аквилонка, но подчинилась.

Торговец осторожно поднес пальцы к уху, словно боялся, что оно вот-вот отвалится и шлепнется ему в ладонь.

— Ничего я от вас не скрыл, — произнес он жалобным голосом.

— Лжешь, приятель, — ответила Корделия. — Сделаем вот как. Конан у нас слишком добрый. Скажу ему, что вон там, на пристани, трое моряков напали на жреца. Он побежит спасать бедолагу, а мы тут поговорим, по-свойски. Как старые знакомые.

— Чумы на тебя нет, — сплюнул купец. — Все мои беды из-за твоей несносности. Сынка-то своего, единственного, доверил этой стервозе, — оборотился он к Конану. — А она что?

— Уверен, ничего, чего бы тот сам не хотел, — отвечал киммериец.

Купец взглянул на северянина, словно на самого последнего предателя. Конан столько раз клялся, что не станет разбирать чужие ссоры, но вновь нарушил свое обещание.

— Надеюсь, с твоим сыном ничего страшного не случилось? — спросил он.

— Да как же, — всплеснул руками купец. — Тоже торговать, поскребыш, начал. У меня всему научился. А теперь куда ни глянь, мне разорение. Заказчиков отбивает, поставщиков переманивает. Эх! Жил бы он сейчас в монастыре, бед не знал, головой об пол при молитве бился.

Торговец замолчал, глубоко сожалея об упущенной возможности, и о загубленной жизни в целом.

«Впервые Корделия сделала доброе дело, раз спасла парня от заточения в келье», — подумал Конан, а вслух произнес:

— Так ты что-то собирался нам рассказать, добрый купец?

Торгаш, в лице которого не осталось не только ничего доброго, но и мало человеческого, скривился еще больше.

— Тайна это великая, — вздохнул он. — Триста талантов за нее заплатил.

Слово «заплатил» застряло у него в горле, когда он посмотрел на Корделию. Прекрасно помнил, барыга, что в свое время обманул девушку с деньгами. Мысль об этом заставила его поскорее продолжать, оставив позади скользкую тему:

— Но ничего! Корабль вот-вот отчалит. Большой беды не случится, если я вам все расскажу. Слышали, небось, о Сапфировом острове? Маленькое такое королевство, мы там остановку сделаем, прямо перед Аргосом.

— Знаю, — кивнула Корделия. — Когда-то служила у местного владыки.

Конан знал, что девушка много времени провела в этих краях, и потому не удивился, что она оказалась знакома и с купцом Меламедом, и с правителем острова.

— На этом корабле, — продолжал торговец, — плывет сам принц. Свита у него маленькая, одет как простолюдин — на всякий случай. Мало ли кто захочет с королевичем расправиться. Никто об этом не знает, кроме капитана и его помощников.

— И одного из них ты подкупил? — подсказал киммериец.

— Было дело, — торговец слегка смутился. Или просто сделал вид — вряд ли в его возрасте он еще умел стыдиться по-настоящему. — Пока корабль в порту, никто об этом не знает. Но стоит нам выйти в открытое море, как на мачте поднимут флаг Сапфирового острова.

— И ты, значит, захотел под флагом потанцевать? — недоверчиво спросила Корделия.

— Я же говорю — девка тупая, — пожаловался купец Конану, — Не понимает ничего.