– А обмывать? А то следующего кубика не будет.
Татарин быстро достал флягу с водкой.
– Ну, сначала за помин товарищей, – я налил в крышечку сколько там туда влезло, махнул. Плеснул Ильязу.
– Ты пьешь?
– Так-то по исламу нельзя, – татарин почесал в затылке, потом взял, выпил. – Жалко товарищей. Ну и за кубик.
* * *
Утром шмонать подъезд продолжили, но уже без огонька. Так, для порядку. Немцы тоже люди и рыть землю понапрасну не любят. Сказали предшественники, что тут пролезть невозможно, они и поверили. Полаялись немножко, да и ушли. А мы в этот момент сидели тихо как мышки. Даже не пукнули ни разу.
А как остались мы одни, так и продолжили наблюдение за окрестностями. Вернее, за одним кусочком, который нас интересовал больше всего. Шороху там навели немало. Судя по сновавшим во все стороны начальникам и передвигающимся с повышенной скоростью подчиненным, наше выступление приближалось. Может, даже и завтра.
Рокамболь этот, дорогие друзья, ерунда полнейшая. Ответственно заявляю. Писатель этот французкий, Понсон, врет как сивый мерин. Этот даже похлеще своего собрата Саши Дюмы. У того тоже бравые парни по трое суток напролет скачут по дорогам за какими-то подвесками, и при этом у них жопа не стирается до самой шеи, а в спальнях у девок такая темень, что они за всю ночь не могут толком понять, с кем время проводят. Этот д’Артаньян только пыхтел на ней, выходит, а леди Винтер даже теплого слова не запросила? Сказочники, одно слово. Начитался я их по самую маковку. Даже притомился. Фантастика и только.
Хотя вот про Шерлока интереснее было. Не приведи господь, конечно, такого соседа, который сначала до бровей марафетом накачается, а потом скрипку пилит и по стенам в комнате стреляет. Один рикошет – и поминай как звали. И на ремонте разориться можно.
Жаль, так и не узнал я, до конца его в этом водопаде притопили, или он как Рокамболь, вынырнул на поверхность и жадно вдохнул воздух? Ничего, выберусь отсюда, узнаю что к чему.
* * *
На следующий день и дурак бы догадался: грядет грандиозный шухер. По Крещатику маршировали и сбивались в кучи бравые зольдатен, начищенные и выглаженные. Пригнали штатских. Нашли каких-то украинцев в вышиванках. На улице холод, ветер воет. Стоят, ежатся, цветочки в руках держат.
Громкоговорители на площади у университета наяривали марши так мощно, что у меня аж челюсти сводило. А я потихонечку, не спеша, разложил манатки, которые скоро понадобятся. А именно: привел в боевое состояние свою половину от фугаса. Ту, которая скажет спрятанной под землей взрывчатке, что пора. Ильяз еще по темноте пошел на свой пост в универ. Надеюсь, пробрался, не поймали его. Да шучу я, шучу. На месте он, отзвонился. Всё в порядке, замер на посту в готовности.
И вот в без чего-то там полдень началось. Военные зашевелились, марши умолкли. На какое-то мгновение наступила тишина, такая гулкая, что, казалось, вот-вот и лопнет. Гавкнул громкоговоритель, размножившись эхом от повторов. Что-то там заливал брехун у микрофона про грандиозные победы великой Германии, вождя нации и грядущий тысячелетний рейх. Слушать это не обязательно, а то может стошнить. Наконец-то минут через десять я услышал то, чего так долго ждал. Матюгальник пролаял: «Рейхсминистр гавгав, рейхскомиссар гавгав, рейхсфюрер СС гавгав Генрих Гиммлер!». Мне даже показалось, что на трибуне блеснули очочки этой твари. Над площадью полетело «хайль», потом повторилось, и я подумал: а почему не сейчас?
Говорят, в такие вот моменты время замедляется и люди помнят мельчайшие подробности происшедшего. Ни хрена подобного. Нажал на кнопку. В первую секунду ничего не произошло. И вторую тоже. Или это мне кажется? Точно, нервничаю. Потому что услышал наконец-то гул, перешедший в треск, который, в свою очередь, превратился в огромный бабах, тут же повторившийся. |