Дай ему оружие. А мне не давай. Став федаином, он не будет подчиняться моим приказам. И когда мы окажемся во дворце, я смогу показать ему императора Фридриха, которого я хорошо знаю и ненавижу…
– В этом есть смысл, – вздохнул Ахмад, – за исключением одного только момента – почему мы должны рисковать и оставить твой мозг неконтролируемым? Твой план хорош, но будет безопаснее, если мы уничтожим все твои сомнения.
– Тогда ваш план наверняка провалится, – отозвался Пьетро. – Я видел федаинов, их лица немедленно выдают их каждому, кто знал их раньше. Не забывайте, император Фридрих хорошо знает меня. Меня знают и Герман Залца и еще несколько сотен императорских рыцарей. Стоит им только глянуть на меня, как они поймут, что во мне что-то изменилось. Они начнут расспрашивать меня, и мой одурманенный мозг не сможет лгать. Не лучше ли послать меня такого, какой я есть? Улыбающегося, с умными глазами, а не ходячего мертвеца, которого они в лучшем случае сочтут безумцем и не подпустят близко к императору.
Даже у Харуна лицо стало озадаченным, но Пьетро не торопился торжествовать. Даже если они согласятся на его план, риск огромен. Ему придется безоружным наброситься на Абдуллу и попытаться вырвать у него кинжал. Ему придется проделать это одному и очень быстро, потому что, если он позовет рыцарей на помощь, Абдулла наверняка убьет его раньше, чем он успеет крикнуть. Федаины очень умелы. Что еще хуже, так это то, что он должен ждать, пока они очутятся во дворце, и только там пытаться разоружить своего раба. Если он попробует сделать это на улице, шпионы, которые есть у айюбитов повсюду, тут же зарежут его. Кроме того, ему хотелось, если будет такая возможность, спасти жизнь Абдулле. Это был преданный раб и служил ему верой и правдой. Может быть, найдутся средства вернуть бедняге его разум… Ахмад смотрел на него, лицо его хмурилось.
– Все это, Пьетро, представляется разумным, – сказал он, – но у меня остается одно сомнение. Почему ты хочешь пойти на такое? Причины, которые ты изложил нам, явно недостаточны. Ты раб, но ты пользуешься большой свободой. Ты потерял свою жену, но ты можешь иметь здесь других жен… Вот этот недостаток мотивов заставляет меня сомневаться…
Пьетро посмотрел на него. Я должен был помнить, с горечью подумал он, что причины, которые я выдвигал, в глазах сарацина мало что значат. Но что еще я мог придумать? Какому мотиву он поверит? И тут он внезапно нашел. Единственный повод, который не вызовет у сарацин сомнений. Мужчина, движимый похотью, всегда понятен расе, которая даже небеса заселила гуриями…
– Я… я думаю, мой господин, – начал заикаться Пьетро, хорошо разыгрывая колебание, – что, если я в этом деле хорошо послужу тебе и выживу… я могу заслужить твое благоволение и попросить тебя… отдать мне госпожу Зенобию, от которой я по глупости отказался, когда мой господин предложил ее мне. С тех пор я тысячи и тысячи раз раскаивался в своей глупости! Но я не мог заговорить об этом, опасаясь, что мой господин разгневается…
Ахмад смотрел на него, и тень улыбки проскользнула по его губам.
– Приготовьте раба Абдуллу к поездке в горы, – приказал он. – Держите франка в его покоях под крепкой охраной, пока Абдуллу не привезут обратно. Мы примем твой план, Пьетро, самый хитрый из франков. Когда ты вернешься, женщина будет ждать тебя в твоих покоях, женщина, которую ты мог получить просто попросив и за которую ты теперь должен заплатить такую высокую цену!
Пьетро заметил, как исказилось от гнева лицо Харуна. Странно, что Ахмад не отдал своему старшему сыну эту женщину, которую сам он уже не хотел. С другой стороны, если подумать, это не так уж странно. Харун боится отца, завидует его здоровью, из-за которого обречен долгие годы терпеливо ожидать дня, когда займет место отца. |