Первая вспышка, нестерпимый блеск которой был съеден расстоянием, родилась через три секунды после открытия огня. Красные искры дезинтеграторных разрядов срезали «змеиную голову», увенчавшую один из гаснущих – переход завершён – голубых векторов. В чёрной тьме открытого космоса расцвёл добела раскалённый венчик взрыва.

– Одна цель уничтожена, – торжественно возвестил оператор. – Процент поражения – ноль семь.

Ноль семь. Неплохо. Ноль семь – это значит, что из десяти выстрелов, сделанных батареями Деймоса, семь поразили захваченную цель. Остальные – остальные либо прошли мимо («за молоком», как говорили когда-то), либо были отражены или погашены силовой защитой вражеского крейсера. По расчётам, для полного деструктурирования корабля класса «крейсер» достаточно двух-трёх «эффективных» попаданий из «крупнокалиберного орудия», так что семь – это уже overkill.(Overkill – сверхуничтожение (военный сленг)} Но – кашу маслом не испортишь, как гласит одна старинная пословица. Хотя вообще-то это масло стоит приберечь – горшочков с кашей на праздничном столе ещё немало, целых восемь штук, а из горячей печки подпространства могут появиться и другие.

На экране-куполе распустился ещё один белый цветок, и Сикорски всем существом ощутил ликование, охватившее всех операторов в центральном посту «Центуриона». Кто может противиться мощи планеты Земля? Всё так легко и просто: бах, трах – и вот он, яркий и весёлый фейерверк! Но уже в следующие секунды картина боя изменилась.

Звездолёты противника завершили материализацию и задействовали энергосистемы защиты. «Горошины» сомкнулись, образовав что-то вроде конуса, направленного остриём на Марс, и второй каскад красных искр, выброшенный батареями Фобоса, бессильно разбился-расплескался о сомкнутую силовую броню эскадры. А затем горошины вражеских кораблей окрасились зеленоватыми огнями ответных выстрелов.

– Они стреляют! – изумлённо пробормотал Комов.

– А вы как думали? – командир «Центуриона» и руководитель операции метнул на Геннадия яростный взгляд. – Это война, а на войне обычно стреляли обе стороны, была у них такая странная манера.

– Но ведь… – начал наблюдающий КОМКОНа и осёкся.

Жёлто-зелёные злые молнии полоснули по каменному эллипсоиду меньшего из двух марсианских спутников. «Размеры Деймоса, – услужливо подсказала память, – пятнадцать на двенадцать на десять километров». «А это значит, – отметило умное сознание, – что одного прямого попадания из тяжёлого дезинтегратора – такого, например, какими вооружены наши крейсера эскадры перехвата, – достаточно для превращения Деймоса в метеоритную пыль».

К счастью, прямых попаданий не было. Ленты зеленого огня хлестнули шар спутника вскользь, и он завертелся вокруг своей оси как подстёгнутый кнутом. Сикорски старался не думать о том, что испытывают сейчас люди, находящиеся на Деймосе – это война, повторял он сам себе, война, война, война… А из подпространства вывалились новые «горошины» – число вражеских кораблей, нацелившихся на Марс, удвоилось.

Изображение на спектролитовом экране-куполе поплыло и сделалось неясным. Комов молчал, но в центральном посту «Центуриона» нарастало напряжение, готовое сорваться на крик «Надо что-то делать! Ведь их сейчас там сожгут – всех!».

– Оператор гиперсвязи! – гаркнул Рудольф, разрывая тугую тишину рубки. – Почему картина плывёт? Наведите порядок, и не ловите мух – их здесь нет!

– Сейчас, – скомкано отозвался тот. – Я сейчас, вот уже, сейчас…

– Может, нам пора к Марсу? – тихо спросил Комов.