Изменить размер шрифта - +
Но так как милиционер стрелял в бандита явно не по служебной надобности, а за чьи то деньги, а бандит, напротив, никак своей бандитской сущности не проявлял и просто мирно давил себе гостиничный звонок, то получалось, как ни крути, что милиционер в этом конкретном эпизоде вел себя, как бандит, а бандит, напротив, как законопослушный гражданин. Но опять же, так как милиция очень не любит, когда ее сотрудников убивают при исполнении хотя бы и неслужебных обязанностей, то очень могло бы быть, что ребята наизнанку вывернутся, но представят дело в пользу покойника.

Но пока милиция была в явном шоке и ничего вразумительного по поводу того, кто виноват, не говорила. Видимо, ожидала руководящих указаний от главного милицейского начальства или даже самого губернатора.

Что до раны, то рана была действительно не очень серьезная. Пуля, царапнув кость, на излете так и осела, как выразился местный эскулап, «в мускульной ткани плеча», и выковыривать ее пришлось в местной больничке, где анестетики то ли выдохлись, то ли были просрочены совершенно. Бледный от ужаса хирург ковырялся в ране, как сытый гурман в тарелке с супом, и то и дело спрашивал: «Больно? Не больно?»

– Да какое, к черту, не больно! – не выдержал Валерий. – У вас что, обезболивающие кончились?

После этого хирург перепугался до состояния промокашки, и в конце концов присутствовавший при экзекуции Муха не выдержал, отодвинул хирурга в сторону и в два счета вытащил пулю сам. Пуля, несмотря на контакт с костью, была в хорошем состоянии, не сильно деформированная, бороздки, оставшиеся на ней после выстрела, легко позволяли произвести идентификацию. Милицейское начальство сфотографировало пулю, положило ее в целлофановый мешочек и увезло с собой.

Нестеренко ране только радовался. Извлеченная из его плеча пуля – при явном отсутствии следов пороха на его одежде и столь же явных идентификационных бороздках – была (наряду с брошенным «опелем») одним из самых главных аргументов в пользу подлинности его версии событий. Валерий, между прочим, оценил тот факт, что пиджак и плащ у него ненавязчиво изъяли.

Проходная завода хранила на себе следы былого великолепия: стеклянные пуленепробиваемые будки, стальной пол и две сейфовые двери, обрамлявшие нечто, габаритами напоминающее барокамеру. Видимо, некогда, чтобы пройти на завод, нужно было зайти в первую дверь, закрыть ее за собой и предъявить допуск, и только после этого охранник с пульта открывал вторую дверь. Теперь обе двери были распахнуты настежь, а перед ними в пол была врезана обыкновенная вертушка. В будке при вертушке сидел худощавый паренек в камуфляже, а сама вертушка блокировалась наглухо и поворачивалась только после нажатия кнопки.

При виде Валерия со свитой парень вопросительно поднял глаза и порекомендовал ему обратиться в отдел пропусков.

– Я к директору, – сказал Валерий.

– У меня на вас пропуска нет, – повторил парень.

Валерий неторопливо покопался в кармане, что то звякнуло, и парень, скосив глаза, увидел, что на полированной поверхности конторки лежит обойма от заграничного пистолета, по виду – «беретты».

– Это что? – спросил парень.

– Вкладыш к пропуску. Сам пропуск показать?

Парень подумал и стал накручивать диск телефона.

 

 

***

 

Генерального директора Демьяна Санычева не было в кабинете: как разъяснила секретарша, он пошел в пятый цех.

Пятый цех располагался посередине заводской территории, за лесом огромных цистерн, соединенных со сборниками пуповинами труб, и гигантскими двухсоткубовыми реакторами, уходившими через перекрытия прямо в низкие брюхатые облака.

К изумлению Валерия, пятый цех оказался сравнительно небольшим и, скорее всего, экспериментальным. Реакторы здесь стояли всего в два куба, и где то чуть поверх головы Валерия натужно гудел электромотор, перемешивая химический компот в огромных стальных сосудах, выкрашенных серебристой, покарябанной кое где краской.

Быстрый переход