Сашенька продолжала стоять и смотреть на них, потом поцеловала Снегурочку в лобик, а Карло — в носик. Мальчик держал в руках одного из своих многочисленных кроликов.

Внезапно Сашеньке захотелось их растормошить и поцеловать. «Я остаюсь их матерью, я все та же Сашенька», — убеждала она себя.

Внезапно Снегурочка, прижимая к себе подушку, села на кровати.

— Мама, это ты?

— Да, дорогая, я вернулась. Вас бабушка укладывала спать?

— А ты ходила танцевать?

— Откуда ты знаешь?

— Ты продолжаешь напевать песенку, мама. Какую песенку ты поешь? Глупую песенку?

Сашенька прикрыла глаза и тихонько запела — так, чтобы слышала только Снегурочка: «Очи черные…» Эту песню они пели с Беней Гольденом. Может быть, он и сейчас ее напевает?

Девочка схватила мать за руку, засунула ее в свою сложенную пополам подушку, положила подушку под свою белокурую головку и заснула.

Сашенька сидела на кровати, ее рука лежала под белоснежной щечкой Снегурочки — неловкости и след простыл. Она не Ариадна; она не помнила, чтобы мать приходила пожелать ей «спокойной ночи». Ее мать была распутной девкой, животным. Но, сидя на кровати у дочери, Сашенька вспомнила, как Ариадна умерла.

Жаль, что они так и не поговорили. Почему Ариадна застрелилась из маузера? Сашенька никогда не забудет тех ночей возле умирающей матери.

Прислушавшись к тихому дыханию детей, Сашенька вновь подумала об отце. Как она гордилась, что он не уехал за границу, а отверг капитализм и присоединился к новому режиму! Но с 1930 года они не виделись, он перестал быть «беспартийным специалистом», а превратился в «бывшего гражданина», «вредителя», его отправили в ссылку в Тбилиси, где он жил в маленькой комнатке. Во времена репрессий Сашеньку могли арестовать как «дочь капиталиста», но она была старой большевичкой, активистом, она «перековала» себя, как сказал Сталин, в новую советскую женщину.

Ванино пролетарское происхождение и должность защитили ее, но она понимала, что не может просить за своего отца, не может помочь и даже послать посылку.

— Забудь его, — сказал Ваня. — Так будет лучше и для него, и для нас.

Она чуть не обратилась с просьбой к Сталину, но Снегурочка вовремя остановила ее.

В последний раз она слышала мягкий, вежливый голос Самуила Цейтлина — его тон и манеры так напомнили ей их старый особняк и жизнь до революции — по телефону, как раз перед его арестом в 1937 году. Ее дети никогда не видели деда, они знали, что мамины родители давным-давно умерли.

Сашенька никогда не пеняла партии за то, как она относится к ее отцу, даже в мыслях такого не было, но сейчас она не переставала задаваться вопросом:

«Папочка, ты где? Валишь лес в Воркуте? Или добываешь уголь на Колыме? Или тебе уже давно пустили в сердце девять граммов свинца?»

Сашенька медленно пошла в свою спальню, приняла душ, потом, взяв к себе Карло, легла в постель. Карло проснулся и поцеловал ее.

— Ты нашла крольчонка в лесу, — прошептал он, прижав губы к ее уху, и они оба заснули.

* * *

На следующее утро не успела она занять свое рабочее место, как зазвонил телефон.

Тихий насмешливый голос с еврейскими интонациями, тут же заставивший заныть ее лоно, проговорил:

— Это ваш новый автор, товарищ редактор. Я так и не понял, вы поручили мне написать эту статью или нет?

15

Десять дней спустя Беня Гольден, как обычно, обедал в ресторане Союза писателей с дядей Гидеоном.