Твое признание погубит нас всех! Подожди, пока мы не поймем, что у них на нас есть».

Следователь опять поправил прическу.

— Ну?

— Нет, Мендель — честный товарищ.

— Вы больше ничего не хотите мне сказать?

Она отрицательно покачала головой, чувствуя слабость и усталость. «Но надежда есть», — уверяла она себя. Как человек, погребенный под лавиной, она надеялась, что выберется сквозь щель к свету. Ваня тоже признаётся, и даже если ее дорогой Ванечка попадет в мясорубку, против нее у органов ничего нет.

Ваня, как любой отец, скорее умрет, чем подвергнет жену и детей опасности! «Будь сильной, ни в чем не признавайся — и ты снова увидишь Снегурочку и Карло», — говорила она себе. В конце концов, следователь еще весьма обходителен, может, они просто прощупывают почву?

— Ладно, хотите играть с нами в кошки-мышки? — тихо произнес Могильчук. — Вы должны понимать, товарищ Песец, что я интеллигент — такой же, как и вы, как и ваш дядя Гидеон. Вероятно, вы читали мои рассказы, опубликованные под псевдонимом М. Служба? Я просто люблю беседовать с людьми. Это мой метод работы. Я давал вам шанс, но вы им не воспользовались.

Он поднял эбонитовую трубку телефона и набрал номер.

— Это Могильчук… Нет, не призналась… Слушаюсь!

— Он положил трубку на место. — Следуйте за мной.

36

В сопровождении конвоира следователь Могильчук повел Сашеньку по длинному коридору, который она раньше не заметила, вверх по лестнице, через закрытый мост, затем вниз по лестнице; они оказались в широком коридоре с паркетным полом и глянцевыми панелями из карельской сосны. На стенах висели портреты, вдоль стен были расставлены бюсты героев-чекистов и шелковые знамена. Посредине лежала синяя ковровая дорожка, пришпиленная короткими золотыми гвоздиками с широкими шляпками. Возле советского флага и знамени ЧК стояла охрана НКВД в парадной форме. Коридор привел к внушительным двойным дубовым дверям. Один из охранников распахнул их. Они вошли в приемную, где сидели два офицера НКВД с портфелями, вероятно, приехавшие из регионов. Могильчук прошел через приемную прямо к следующим двойным дверям, которые открыл охранник. Внутри — Сашенька тут же узнала суетливый аппарат советского начальника — было много секретарш в белых блузках и серых юбках, энергичных молодых мужчин во френчах, она заметила ряд телефонов, горы папок и зеленые листья пальмы. Молодой сотрудник вскочил с места и провел их к следующей закрытой двери. Постучал и открыл.

— Следователь Могильчук?

Они очутились в просторном светлом кабинете невероятных размеров, сверкающем паркетом и карельской сосной, от которой пахло полиролью и свежим лесом. Слева на персидском ковре стояли несколько диванов и мягких кресел. Над камином висел огромный, написанный маслом портрет товарища Сталина кисти Герасимова, а в углу размещался серебристый сейф выше человеческого роста. Мраморные бюсты Ленина и Дзержинского располагались по обоим углам комнаты, но довольно далеко, Сашенька едва их разглядела. Вдали маячил еще один портрет кисти Герасимова — на этот раз на картине был изображен Дзержинский, «железный Феликс», основатель ЧК.

Посередине комнаты стоял полированный письменный стол с Т-образным приставным столом.

Тут царил идеальный порядок: серебристый телефон, чернильницы с бирюзовыми чернилами, пара листков бумаги.