Прямо на столе размещались восемь телефонов и кремлевская «вертушка». Во главе стола в бархатном красном кресле с высокой спинкой восседал товарищ Лаврентий Павлович Берия, нарком внутренних дел.

Берия ел, на тарелке лежали листья шпината.

Энергично пережевывая пищу, он жестом пригласил ее войти.

Могильчук откозырял и покинул кабинет.

— Ой, Лаврентий Павлович, — выдохнула Сашенька, — как я рада вас видеть! Вы можете мне все объяснить.

Берия проглотил то, что положил в рот, потом учтиво поднялся, обошел стол и поцеловал ей руку.

— Добро пожаловать, Александра Самойловна, — официально приветствовал он ее своим гортанным голосом с сильным мингрельским акцентом, не выпуская ее руку из своих пальцев. — Гадаете, что я ем?

— Да, — сказала она, хотя ей это было совершенно безразлично.

— Видите ли, я не ем мясо. Ненавижу убивать животных. Этих бедных телят и ягнят! Нет, я этого не выношу, кроме того, Нина говорит, что я должен следить за своим весом. Я вегетарианец, поэтому ем только это — даже в гостях у Иосифа Виссарионовича.

«Трава Берии! — говорит товарищ Сталин. — Смотрите, Лаврентий Павлович снова жует свою траву! Дайте-ка я на это посмотрю». — Он, продолжая держать ее за руку, повернул Сашеньку, как будто танцуя. — Вы такая бледная. Но все равно красивая. Одной фигуры достаточно, чтобы свести с ума такого мужчину, как я. Бросить к ногам все за один поцелуй. Вы как сдобное пирожне. Какая жалость, что пришлось встретиться именно здесь, да?

Его выцветшие глаза так жадно шарили по Сашенькиному телу, что она вздрогнула. Коренастый лысеющий нарком в пенсне бесшумно обошел вокруг Сашеньки в своих мягких замшевых туфлях. Он был в штатском — мешковатые желтые широкие брюки, вышитая косоворотка — и походил на грузина с морского курорта. Сашенька помнила, что ее муж, бывало, играл в команде Берии в баскетбол на даче в Сосновке. Когда Сашенька присутствовала на этих играх, она заметила, что, несмотря на низкий рост, Берия был невероятно шустрым.

— Я так рада вас видеть, — сказала она. И не кривила душой.

Берия был беспощадным, но сведущим в делах. Ваня восхищался его усердием, прилежанием и честностью, так отличавшимися от пьяного бешенства Ежова. — Вы можете все прояснить, Лаврентий Павлович! Слава богу!

— Я мог бы целый день любоваться вашими бедрами и грудью, моя сладкая, но вижу, что вы устали. Будете что-нибудь? — Он поднял трубку телефона и произнес:

— Принесите бутербродов.

Приняв приглашение Берии, она присела в одно из кожаных кресел у Т-образного стола для заседаний, приставленного к письменному столу Берии. Хозяин тоже присел. Двойные двери открылись, женщина в белом переднике вкатила на тележке поднос с чаем.

Перекинув через руку салфетку (как официантка в ресторане «Метрополя»), она подала чай, бутерброды, рыбную закуску и вышла из кабинета.

— Угощайтесь! — пригласил Берия, причмокивая своими похожими на надувные шары губами. — Вы ешьте, пока мы будем разговаривать. Вам понадобятся силы.

Сашенька колебалась: она боялась, что, если она съест эти аппетитные бутерброды, это обяжет ее предать своего мужа и Менделя. Она собралась и подумала о детях. Вот ее шанс.

— Я не знаю, в чем меня обвиняют, уважаемый товарищ Берия, но я невиновна. И вы тоже это знаете. Вы себе не представляете, как я рада вас видеть!

— И я тоже. Ешьте, моя сладкая. Они не отравлены, клянусь. — Сашенька надкусила бутерброд. — Вы знаете, вы абсолютно в моем вкусе, Сашенька. Как только я вас увидел, я понял, что вы лишь с виду порядочная советская женщина, но ваши губы сулят бездну наслаждения.