— Не знал, что Екатерина Великая проводила реформы в 1930-х годах — или я чего-то недопонял?
— Меня никогда не интересовал культ личности. Я просто провожу небольшое семейное исследование, — проговорилась Катенька. — Чтобы заработать немного денег и оплатить свои научные изыскания.
— Понимаю, — ответил «павиан». — Что ж, ваш приятель Максим Шубин и ему подобные тоже кое-что исследуют, но сдается мне, что вам стоит держаться от них подальше. К вам у нас претензий нет, но эти гуманитарии — американские марионетки, которые радуются нынешнему униженному положению России.
Они подрывают устои нашего государства, надеясь, что мы просто исчезнем. Но без нас, госпожа Винская, Россия погрязла бы в коррупции, над ней господствовали бы американцы. Мы, гэбисты, серьезно относимся к своим клятвам. Мы всегда будем стоять на страже Родины.
Катенька вздохнула.
Эти привычные лозунги ничегошеньки не значили в том мире, в котором жили они с Максимом.
— Я понимаю, о чем вы говорите, товарищ полковник, — сказала она «павиану». Тут дверь кабинета открылась и вошел пожилой мужчина в белом халате с металлической тележкой, на которой лежала гора синих папок; к углу каждой на резинке был прикреплен номер, на обложке — наклейка.
— Вот и мы, товарищ полковник. — Старик смачно сплюнул в медную плевательницу на своей тележке, возле которой крепко спала жирная рыжая кошка.
— Доброе утро, товарищ… господин архивариус, — поздоровалась Катенька, вставая и слегка кланяясь. Она узнала в нем настоящую архивную крысу, Квазимодо секретных материалов. В каждом архиве есть такие экземпляры, произошедшие от своеобразного вида троглодитов, которые некогда населяли полутемные подземные туннели и подвалы московских домов.
Они наделены определенной властью, Катенька как историк знала, что к ним нужно относиться с должным уважением, чтобы завоевать их благосклонность.
— Два дела из архива, товарищ полковник! Приятного дня! — Он передал папки «павиану», потом подтолкнул тележку к двери. Из-под кошки выполз очень тощий котенок.
— Можно узнать ваше имя-отчество, товарищ архивариус? — быстро спросила Катенька.
— Кузьма, — ответило привидение, сплюнув в плевательницу с монограммой КГБ. Это подарок за долгую службу?
— Я так вам благодарна за помощь, товарищ Кузьма. Вы, наверное, сами знаете настолько много, что впору самому писать воспоминания. Как ее зовут?
— Катенька кивнула на кошку.
— Кремер, — ответил Кузьма.
— Вы любите одесский джаз?
Кузьма кивнул.
— А как зовут котенка? Цфасман?
Кузьма даже не взглянул на Катеньку, не улыбнулся, просто на минутку остановился, поглаживая кошек, мурлыча что-то себе под нос, как отец, чьим детям сделали комплимент. Катенька угадала.
— Маленький Цфасман, да? Мой отец любит джаз, я выросла на этой музыке. Можно я в следующий раз принесу Цфасману и Кремер молока?
Кузьма в ответ лишь смачно сплюнул, плевок совершил два кульбита, прежде чем оказаться в наполненной до краев плевательнице. Катенька притворилась, что оценила это искусство.
— Спасибо, товарищ Кузьма, до свидания, Кремер и Цфасман. Архивариус захлопнул дверь.
— Вот ваши документы, дышите пылью на здоровье, — произнес «павиан». — Посмотрим.
Он зачитал вслух:
«Следственный архив, май/июнь 1939 года
Дело № 16373, Главное управление госбезопасности
Иван Николаевич Палицын».
Он взял папку и так резко положил ее на стол, подняв облако пыли, что Катенька невольно вздрогнула. |