Значит, Мендель умер естественной смертью. По крайней мере, она узнала судьбу одного из членов этой семьи.

— Положите документы на стол, — приказал «павиан».

— Но я еще не просмотрела дело Сашеньки!

— Еще две минуты!

— Мы заплатили за эти документы, — вне себя прошептала она.

— Не понимаю, о чем вы, — ответил он. — Две минуты.

— Вы отнимаете мое время. Нарушаете договоренность!

— Одна минута пятьдесят секунд.

Катенька с трудом выносила это грязное место, где страдали дорогие ее сердцу люди, давно уже умершие.

Ей хотелось плакать, но не на глазах у «павиана». Она вернулась к делу Сашеньки: в описи было указано, что ее показания занимают 167 листов дела. Однако их не было в этой папке. Вверху была написана только одна фраза: «Направить дело Палицыной в Центральный комитет ВКП(б)».

Она проклинала себя за грубость с «павианом».

— Нет Сашенькиного признания — я могу его прочитать?

— Вы оскорбили меня и в моем лице Советский Союз и компетентные органы! — Он указал на гипсовый бюст Феликса Дзержинского. — Оскорбили «железного Феликса»!

— Пожалуйста, извините меня!

— Я доложу об этом своему начальнику генералу Фурсенко. Вряд ли он разрешит.

— В таком случае я очень сомневаюсь, что господина Гетмана заинтересует ваше предложение продать шпионские секреты зарубежным газетам.

«Павиан» уставился на нее, пососал щеку, потом встал и раздраженно открыл дверь.

— Пошла на хер, сучка! Такие, как ты, свое отслужили! Вы все валите на нас, но Америка за пару лет нанесла России вред больший, чем Сталин за десятилетия! И твой олигарх пусть катится к черту! Ваше время вышло — убирайтесь!

Катенька встала, собрала свои вещи и медленно, стараясь сохранить достоинство, вышла, минуя Кузьму и его кошек. Она плакала: ее глупая вспыльчивость все испортила.

Теперь ей никогда не узнать, что случилось с Сашенькой, никогда не найти Карло. У нее закружилась голова. Надежда умерла.

17

— Опять вы? — скривилась Марико. — Я же вам уже сказала: больше не звоните!

— Но, Марико, пожалуйста! Послушайте одну секундочку, — отчаянно умоляла Катенька. — Я звоню из телефона-автомата возле Лубянки! Я встречалась в Тбилиси с Лалой… Одну секундочку. Я хочу поблагодарить маршала Сатинова. Я узнала, что ваш отец, рискуя жизнью, спас Снегурочку и Карло. Они тоже хотят его поблагодарить.

Молчание. Она слышала, как дышит Марико.

— Мой отец очень болен. Я ему все передам. Не звоните больше!

— Но прошу вас…

Никто не отвечал. Застонав от разочарования, она позвонила Максиму.

— Ну что? — весело приветствовал он Катеньку. — Исследовать историю двадцатого века не так-то просто — со мной подобное происходит постоянно. Не отчаивайся. У меня есть отличная идея. Встретимся на площади Пушкина.

Катенька остановила «Ладу», дала водителю два доллара. На встречу она приехала первой. Стоял изумительный весенний день: ветер был свежий, с еще холодной сини неба светило робкое солнышко. У статуи поэта, окутанной выхлопами машин и запахом сирени, девушки ждали возлюбленных. Очкастые студенты зубрили свои конспекты. Экскурсоводы в синтетических курточках просвещали американских туристов, а к ресторану «Пушкин» подъезжали лимузины немецких банкиров и русских нуворишей.

— читала Катенька надпись на памятнике,

Стихи Пушкина ее успокоили, придали уверенности.