Щеглов вел пальцем по небрежным пометкам возле напечатанных фамилий:

«Согласен. Молотов

Раздавить этих предателей, как гадюк. Я голосую за высшую меру! Каганович

Пристрелить этих шлюх и негодяев, как собак. Ворошилов

Всех расстрелять. И. Сталин».

— Значит, их приговорили к расстрелу, — сказала она. — Но их…

— Сцена вторая. — Щеглов с улыбкой бросил документ через стол, потом повернулся к книжным полкам, несколько секунд кое-что искал, прежде чем дать ей служебную записку, от которой веяло пронзительной тоской, грязными столами, жирными пальцами и горькой тюремной правдой.

«Коменданту спецобъекта № 110 Голышеву

От 21 января 1940 года

Сообщите майору В. С. Блохину, начальнику расстрельной команды, что нижеперечисленные заключенные приговорены к расстрелу…»

Внизу шел список из 123 фамилий. Сашенька с Ваней шли в самом начале. Толстыми красными нитками к документу были прикреплены более ста бумажных полосок с пометками о приведении приговора в исполнение, с именами и датами.

Ее руки задрожали: она нашла бумажку Вани Палицына.

«По приказу замнаркома тов. Кобулова мы, нижеподписавшиеся… 21 января 1940 года… в 04.41… привели приговор в исполнение…»

И дальше закорючка полупьяного непосредственного исполнителя приговора: «В. С. Блохин». Катенька слышала о нем от Максима: главный сталинский палач носил кожаный мясницкий фартук и кепку, чтобы защитить свою любимую форму НКВД от брызг крови.

Катенька почувствовала, что перед ней находится само зло и ничтожество. Она не плакала: была слишком потрясена, ощущала головокружение и слабость.

На остальных бумажках было то же самое. Катенька подумала, что каждый такой клочок бумаги — это конец чьей-то семьи. Она едва заставила себя поискать Сашеньку в этом списке, стала в спешке перелистывать страницы, почти вырывая их.

— Я не могу найти ее бумажку. — Катенькин голос дрожал. Щеглов взглянул на часы.

— У нас мало времени, скоро придет мой коллега. Вернемся на полгода назад, когда дело только открыли. Посмотрите на это. Сцена третья.

Он положил перед ней пожелтевший листок бумаги с грифом «Кабинет товарища Сталина». Всю его поверхность покрывали каракули, начертанные зеленым и красным карандашами: изображения волков, иногда встречались слова. Но секретарь Сталина проставил точную дату : «5 мая 1939 года. Отправлено в архив в 23.42».

Тем вечером Берия показал Сталину запись разговоров Сашеньки и Бени в номере «Метрополя».

Она знала, что Сталин, прочитав записи, возмутился, назвал Сашеньку «развратной… уличной девкой».

Она достала свой блокнот и сверилась со списком визитеров.

«21.00 Л. П. Берия

Ушел в 21.30

21.30 И. А. Сатинов Ушел в 21.45

21.40 Л. П. Берия Ушел в 21.52».

Когда Берия покинул кабинет Сталина в 21.30, Сатинов уже ожидал в приемной. Сталин вызвал Сатинова и спросил о Сашенькином романе.

Катенька вгляделась в сталинские рисунки и начала понимать, что происходило в кабинете.

«Вопросы к товарищу Сатинову: Сашенька в Петрограде», — написано посреди страницы, обведено кружками, квадратиками, нарисована лисья мордочка, подписано «товарищ Песец». Сатинов, должно быть, спокойно ответил на этот вопрос, поскольку дальше следовало: «старые друзья, преданная большевичка».

Потом Сталин опять вызвал Берию, и они устроили Сатинову перекрестный допрос.

Следующие каракули с трудом можно было разобрать.

— Я не понимаю, что здесь написано, — сказала Сашенька.