Они жили в одной из клетушек Дома Советов, как и другие пары, и не имели собственности. «Не могу поверить, — думала она сейчас, — что нам уже скоро сорок». Смольный институт благородных тупиц казался далеким, будто Средние века.

За забором сосед сменил пластинку на патефоне и начал подпевать одной из песен Дунаевского из музыкального фильма «Веселые ребята».

— Дунаевский приедет позже, на закуску, Ваня, — сказала она.

— Вместе с Утесовым и несколькими молодыми писателями. Их привезет дядя Гидеон. Ему, может, даже удастся уговорить прийти Беню Гольдена.

— Кого? — переспросил он, нахмурившись и прилаживая колесо к велосипеду.

— Писателя, чьи рассказы о гражданской войне в Испании я недавно читала, — ответила она.

Ваня пожал плечами. Сашеньке захотелось, чтобы муж больше интересовался певцами, писателями и известными киноартистами. И не случайно. Ваня однажды назвал их «сборищем ненадежных и зачастую подозрительных элементов, а твой дядя Гидеон хуже всех». Она знала, что Ваня предпочитает общество партийных работников и военных, но те бывали такими жесткими и суровыми, а с началом репрессий стали еще хуже. Кроме того, Сашенька работала редактором, ее журнал читали жены всех ответственных работников. Поэтому знакомства с известными людьми были частью ее обязанностей.

— Приедет Сатинов и дядя Мендель, тебе будет с кем поговорить о политике, — ответила она.

— Сколько человек ты пригласила? — спросил он, пытаясь отбалансировать велосипед.

— Не знаю, — мечтательно ответила она. — У нас большой дом…

Эта дача была их недавним приобретением, и иногда звуки и запахи здесь напоминали Сашеньке семейный загородный особняк Цейтлиных, где Мендель приобщил ее к марксизму.

Сашенька с Ваней получили дачу прошлым летом, в 1938 году, тогда же им дали и квартиру на Грановского, и личного шофера. Чистка в партийных рядах — жестокий и кровавый процесс. Многие не выдержали испытания, их выбросили на обочину, приговорили к смерти, к «высшей мере наказания», говоря официальным языком. Некоторые из старинных Сашенькиных подруг и знакомых оказались предателями, шпионами и троцкистами… Она никогда не думала, что столькие скрывались под масками, прикидывались верными коммунистами, когда на самом деле являлись фашистами, вредителями и предателями.

Столько товарищей исчезло в «мясорубке» — Сашенька, как и все ее знакомые, убрала их фотографии из семейного альбома, зачеркнула их лица. Даже Ваня с Сашенькой чувствовали себя неуютно, хотя оба были преданными борцами за революцию.

Ваня встал и позвал Снегурочку; девочка выбежала из-за угла, а за ней маленький Карло.

— Велосипеды готовы. — Ваня посадил дочь на сиденье.

— Не спешите, товарищ Подушка, потихоньку, не так быстро, ноги на педали, крути…

— И я хочу, — запищал Карло.

— Подожди, Карло, ох, Карло… Не волнуйся, медвежонок, я тебя держу!

— Я кролик, папочка! — гневно закричал малыш.

Родители засмеялись. — Не смейся, глупая мамочка!

Сашенька улыбнулась, ее сердце было полно любви к маленькому сыночку. И пусть он бывает груб с нею, лишь бы папе, у которого крутой нрав, не грубил.

— Осторожней, Кролик, — предостерегла она, но было уже поздно: желая во что бы то ни стало догнать сестру, он поехал слишком быстро, свернул, чтобы не сбить цыпленка, и упал с велосипеда.

— Хочу к мамочке! — заплакал он.