Я позволил его телу медленно соскользнуть на землю и не мог бы рассказать, что я тогда чувствовал. Разом зазвучали все гневные и осуждающие, все низкие и высокие струны. Умерший был слабохарактерным человеком, но верным слову и в целом добрым. Неверность и кокетство еврейки сначала прогнали его на чужбину, а потом и довели до смерти. Юдит ни слова не сказала мне в благодарность за то, что я спас ей жизнь. Ни словом не обмолвилась она и о бедняге, причиной самоубийства которого стала — не осудила и не поразилась. Она взяла за руку отца и сказала:

— Как это ужасно и глупо! Он мог бы сделать все иначе. Он мог бы уехать в Техас или, если так уж ему немила стала жизнь и непременно надо было ее лишиться, то мог сделать это по-другому, в одиночестве. Я не могу его видеть. Пошли!

И она оттащила отца прочь. Я не смог удержаться, не смог быть бесстрастным зрителем и, полный возмущения, закричал ей вслед:

— Да, уходите, исчезайте! Я тоже не могу больше вас видеть. И если вы еще хоть раз появитесь передо мной, то я позабуду о том, что вы девушка, и прикажу отхлестать вас лассо по спине, чтобы хоть так вызвать у вас чувство боли, ибо сердца и других чувств у вас нет, гордая королева индейцев юма!

Мое предупреждение она приняла всерьез и все то время, пока мы оставались рядом с юма, боялась показываться мне на глаза. Но гораздо позднее и в другой обстановке, когда она предстала передо мной богатой и важной дамой, оказалось, что она полностью забыла мою угрозу задать ей порку.

Все остальные наши спутники от души жалели несчастного атлета, жизнью которого судьба так быстро и так неожиданно распорядилась. Мы говорили между собой по-немецки, и краснокожие просто не поняли, в чем дело, а стало быть, не знали, почему Геркулес лишил себя жизни. Когда вождь юма пришел ко мне узнать причину этой смерти, я объяснил ему:

— Юдит обещала ему быть его скво, и он из-за своей любви последовал за нею через океан. Теперь, услышав о том, что она должна стать твоей, он решил умереть.

— Однако я слышал, что он и в нее стрелял.

— Он хотел убить и ее, потому что не хотел отдать тебе.

— А ты ее спас? Благодарю тебя! Бледнолицые — странные люди. Ни один индеец не убил бы себя, если бы девушка отказалась стать его скво. Он либо вынудил бы ее к этому, похитив ее, либо высмеял бы ее и взял бы себе другую, получше. Разве у бледнолицых так мало девушек, что они теряют разум из-за юного личика? Мне жалко их!

Во время этого драматического происшествия мы не могли уделить внимание Плейеру. Теперь мы увидели, что он кое-как отошел после нападения Уэллера. Он все еще сидел на земле и оттуда наблюдал за происходящим. Теперь он встал, медленно подошел ко мне и спросил:

— Уэллер, как я вижу, мертв. Он хотел задушить меня. Я знаю, что я перестал дышать. Значит, кто-то должен был меня спасти. Кто же это был, сэр?

— Я снял ноги Уэллера с вашей шеи.

— Я мог бы об этом и сам додуматься, так как я, когда подошел к Уэллеру, заметил, что вы идете, чтобы помочь мне. Я никогда не забуду, что обязан вам жизнью!

— Забудьте это сейчас же, но только всегда помните свое обещание стать хорошим человеком!

— Это обещание я сдержу. Боюсь только, что асьендеро и его друг-чиновник будут настаивать на моем наказании.

— Меня не тревожат их происки, а вы же знаете, что я не потерплю каких-либо их указаний. Конечно, задерживаться в этих краях надолго вы не можете, потому что иначе может случиться, что вас здесь схватят и запрут в четырех стенах.

— И я так думаю. Охотнее всего я бы отправился с вами в Техас.

— Вы могли бы пойти с нами, так как, надеюсь, вы станете верным нашим спутником.

— Не думайте больше плохо обо мне! Я постараюсь оправдать ваше доверие.