— Слышала, у тебя появился телохранитель! — надув губки, заметила она. — Хочешь, чтобы я ревновала?

Посмотрев на нее, Корбетт хохотнул:

— Нет, он всего лишь мальчишка. Посыльный и носильщик.

Элис улыбнулась и заговорила о другом. А Корбетт, пока она ходила по кухне, занимаясь обычными делами, не сводил с нее глаз, отчаянно желая ее. Несмотря на ее показную веселость, он чувствовал, что она сама не своя, хоть и старается этого не показывать. Что-то из сказанного или не сказанного ею не давало ему покоя, правда, он никак не мог понять, что именно. Наконец он решил уйти — Элис была слишком занята, и мешать ему не хотелось. Итак, он поднялся, крепко обнял ее и вышел на залитую солнцем Чипсайд-стрит.

Тревога не покидала Корбетта, пока он шел в толпе, направляясь в Полтри к своему ювелиру. Окно лавки было открыто и сверкало выставленными в нем украшениями. Подмастерья работали вовсю, одни приглашали почтенных покупателей взглянуть на более ценные вещи, другие приглядывали за менее почтенными посетителями. Ювелира не было, и Корбетт послал за ним одного из подмастерьев. Когда тот появился, то выглядел расстроенным. Беседовать с Корбеттом ему явно не хотелось.

— Господин Корбетт, вы звали меня?

— Да, мне нужны сведения, господин ювелир.

Гизар огляделся, не слышал ли кто Корбетта, и повел его в лавку.

— О чем это вы? — шепотом спросил он. — Что вам надо?

Корбетт заглянул в испуганные глаза ювелира.

— Дюкет. Крепин.

Ювелиру изменило самообладание.

— Крепин был известным популистом. Он занимался у них деньгами и часто требовал у нас золото. Якобы для защиты наших домов. Некоторые платили, другие не платили. Возможно, Дюкет тоже не платил.

— Однако убили Крепина, — заметил чиновник, и Гизар внимательно на него посмотрел.

— Неужели, господин чиновник? — вдруг охрипнув, проговорил ювелир. — Крепин получил по заслугам. А Дюкет? Покончил с собой? — Он покачал головой. — Ни за что на свете! — решительно заявил он.

— Это почему же? — мягко переспросил чиновник. Ювелир опять покачал головой и взглядом попросил Корбетта уйти.

Было уже поздно, когда Корбетт добрался до своего дома и обнаружил измученного грязного Ранульфа, который, завернувшись в плащ, спал на полу. Он не стал будить мальчика, лег на кровать, и его мысленному взору явилось прекрасное обнаженное тело Элис и ее длинные черные волосы, как завесой, укрывавшие его. Вот если бы унять тревогу в сердце. Услыхав, что Ранульф шевелится на полу, Корбетт спустил ноги с кровати и разбудил его.

Зевая, Ранульф почесал голову и уставился на Корбетта опухшими сонными глазами.

— Господин чиновник, — не переставая зевать, проговорил он, потянулся и проснулся окончательно. — Господин чиновник… — В его голосе появились просительные ноты. — Господин Корбетт, вам надо быть осторожным. Нельзя вам ходить одному, как сегодня!

Корбетт внимательно поглядел на него:

— Это почему же, Ранульф? Говори сейчас же!

— Вам доводилось слыхать о Пентаграмме?

— Нет, не доводилось. Разве что я видел ее на рисунке, который ты же и принес из дома Крепина. А что?

— Я и сам толком не знаю. Но тайное общество у нас в Лондоне занимается чем-то черным… не помню…

— Чародейством? Магией? — с раздражением спросил Корбетт.