И за всем присматривали большие люди во главе с реб Элузером Бабадом. Стоило кому-то согрешить, как его тут же вызывали на суд к раввину. А если он не подчинялся решению суда, били палками или приковывали цепью к позорному столбу у синагоги. По четвергам и пятницам нуждающиеся ходили с сумой по домам. По субботам у каждого на столе были свежий хлеб и мясо, рыба и овощи. Для бедной невесты община собирала приданое, девушку выдавали за сироту или за вдовца, и семья не один год могла жить только за счет свадебных подарков. Потом муж начинал заниматься каким-нибудь ремеслом в городе или уезжал на заработки, получив от общины сопроводительное письмо. Не все, конечно, шло гладко. Бывало, муж с женой ссорились и ехали разводиться в Янов, ведь у реки в Горае было два названия, и не знали, какое из них писать в разводном письме. Случалось, человек уезжал и пропадал без вести, а его покинутая жена даже через много лет не могла выйти за другого, потому что никто не знал, умер или жив ее пропавший муж. Каждый раз перед Пейсахом вспыхивала ссора. Пшеницу для мацы община отдавала на откуп кому-нибудь из уважаемых людей, а он подмешивал в муку отруби. Все его проклинали, но через год происходило то же самое. На Симхас-Тойру в синагоге портных всегда случались драки, а погребальное братство напивалось и колотило посуду. Пару раз в год бывали эпидемии, и могильщик Мендл зарабатывал несколько злотых. Но ведь такое происходит всюду. С мужиками из окрестных деревень жили мирно, а в самом городе христиан почти не было: один следил за баней, другой выполнял по субботам разные поручения, да еще несколько жило на окраинных улочках за высокими заборами, чтобы не слишком бросаться в глаза. Правда, перед христианскими праздниками евреи продавали вино бочками.
На ярмарки в город съезжалась вся округа. Ржали лошади, мычали коровы, блеяли козы. Лошадиные барышники, здоровенные еврейские парни, зимой и летом в ватных камзолах и мохнатых овчинных шапках, хлопали по шее разгоряченных жеребцов, покрикивали, как деревенские мужики, низкими, хриплыми голосами. Мясники, с острыми ножами за поясом, с окровавленными руками, тащили за рога упиравшихся быков, уже негодных для плуга. В амбарах, доверху набитых зерном, пировали разжиревшие мыши. Шинкари разбавляли водку целыми ведрами воды. Простолюдины веселились на свой лад. Танцевали с деревенскими девками, сидели в корчме на полу, распевали, присвистывая, похабные песни. Девки визжали, парни бились на кулаках. Чем только евреи не торговали! Цветастым ситцем на женские платья, баранками и калачами, детскими игрушками, сапогами, пряностями и орехами, гвоздями, лемехами и прочим железом, будничной и праздничной одеждой, колотушками для ночных сторожей и масками, в которые гои рядятся на Рождество. Хотя реб Бинуш не раз запрещал торговать тем, что связано с церковью и христианскими праздниками, евреи все равно втихаря продавали трефные молитвенники в деревянных переплетах с позолоченными застежками, восковые свечи и даже лики святых с нимбами. Где-то в задних рядах стояли малочисленные горайские гои, продавали кроваво-красную колбасу и белое свиное сало, похожее на жир, из которого делают свечи. Бывало, заезжий шляхтич зажимал с отвращением нос и бормотал:
— Господи Иисусе, что они жрут… За милю воняет!..
К вечеру крестьяне разъезжались. Пьяные мужики валялись в канавах, бабы вытаскивали их оттуда, ставили на ноги и за ухо волокли домой. Просторная, круглая площадь была полна мусора, конского навоза и уютных деревенских запахов. В еврейских домах зажигали масляные лампы, свечи, лучину. Довольные женщины в широких фартуках с глубокими карманами, поплевав на ладони, чтобы не сглазить, пересчитывали медные монеты и клали их в горшки, а кто-то не считал, ведь благословение не приходит на то, что сосчитано. Много нужд у горайских евреев. Кто-то должен содержать зятя, чтобы он мог изучать Талмуд, кто-то должен купить подарок к свадьбе дочери. Нужны атласные кафтаны и крытые бархатом шубы на праздник, меховые шапки и женские чепчики, чистая мука для мацы, турецкие талесы с длинными кистями, ханукальные светильники из золота и серебра, шкатулки для благовоний, чтобы украсить заповеди. |