Изменить размер шрифта - +
Тогда она поднялась на два холма — сперва Сафа, затем Марва, — и в отчаянии перебегала с одного на другой, стараясь разглядеть шатёр, верблюда, человека. Она ничего не увидела. И тогда к ней явился он, Джабраил, и показал ей воды Земзема. Поэтому Хаджар выжила; но зачем теперь собираются паломники? Праздновать её спасение? Нет, нет. Их праздник — в честь посещения долины (кем бы вы думали) Ибрахимом. Во имя сего любящего супруга они собираются, поклоняются и, прежде всего, тратят деньги.

Сегодня Джахилья благоухает. Ароматы Аравии, Arabia Odorifera, висят в воздухе: бальзам, кассия, корица, ладан, смирна. Пилигримы пьют финиковое вино и гуляют на великой ярмарке в честь праздника Ибрахима. И меж ними бродит один, чей морщинистый лоб выделяет его средь весёлой толпы: высокий мужчина в свободных белых одеяниях, он почти на целую голову выше Махунда. Его борода повторяет изгиб высокоскулого лица; в его походке — плавность, смертельное изящество силы. Как зовут его? — видение, в конце концов, выдаёт его имя; оно тоже изменено грёзами. Вот он, Карим Абу Симбел, Гранди Джахильи, муж жестокой, прекрасной Хинд. Глава совета градоправителей, богат сверх меры, владелец доходных храмов в городских воротах, несметного числа верблюдов, управляющий караванами, жена его — величайшая из красавиц округи: что может поколебать уверенность такого человека? И всё же в жизни Абу Симбела тоже приближается перелом. Имя грызёт его, и нетрудно догадаться, какое: Махунд Махунд Махунд.

О великолепие ярмарок Джахильи! Вот в широких душистых шатрах — изобилие специй, листьев сенны, душистого дерева; здесь можно найти торговцев духами, конкурирующих за носы паломников — и за их кошельки тоже. Абу Симбел проталкивается через толпы. Купцы — евреи, монофизиты, набатеяне — покупают и продают серебряные и золотые слитки, взвешивая их, проверяя монеты на зуб. Есть лён из Египта и шелка из Китая; оружие и зерно из Басры. Есть азартные игры, и выпивка, и танцы. Есть рабы на продажу — нубийцы, анатолийцы, эфиопы. Четыре фракции Акульего племени управляют отдельными зонами ярмарки: ароматы и специи — в Алых Шатрах, тогда как в Чёрных — ткань и кожа. Сереброволосая группировка ответственна за драгоценные металлы и мечи. Развлечения — кости, исполнительницы танца живота, пальмовое вино, курение гашиша и опиума — прерогатива четвёртой четверти племени, Погонщиков пёстрых верблюдов, заведующих также работорговлей. Абу Симбел смотрит в шатёр с танцовщицами. Пилигримы сидят, сжимая кошели в левой руке; время от времени монета перемещается из мешочка в правую ладонь. Танцовщицы трясутся и потеют, и их глаза неотрывно следят за кончиками пальцев паломников; когда прекращается перемещение монет, заканчивается и танец. Большой человек морщится и опускает полог шатра.

Джахилья выстроена чередой грубых концентрических кругов, её здания расходятся от Дома Чёрного Камня примерно в порядке богатства и положения. Дворец Абу Симбела — в первом круге, самом внутреннем кольце; Гранди совершает свой путь по одной из неровных, продуваемых ветром радиальных дорог, мимо множества городских провидцев, которые в обмен на деньги паломников щебечут, воркуют, шипят, одержимые всевозможными джиннами птиц, зверей, змей. Колдунья, на мгновение обознавшись, приседает у него на пути:

— Хочешь похитить девичье сердечко, дорогуша? Хочешь прижать врага к ногтю? Испытай меня; испытай мои маленькие узелки!

И поднимает, покачивая, запутанную верёвку, ловушку для человеческих жизней, — но, разглядев теперь, к кому обращается, досадливо опускает руку и, бормоча под нос, ускользает в песок.

Повсюду шум и толкотня. Поэты стоят на ящиках и декламируют, пока паломники швыряют монеты к их ногам. Несколько бардов произносят раджазы, их четырёхсложный метр, согласно легенде, навеян поступью верблюда; другие читают касыды — поэмы о своенравных хозяйках, опасностях пустыни, онагровой охоте.

Быстрый переход