– Нет, – глухо сказал Жан, – нет никаких объяснений. Могу я сейчас увидеть Флоретту?

Пьер посмотрел на него.

– Ладно, – сказал он. – Валяй.

И неожиданно голос его стал усталым и совсем старческим.

Флоретта лежала на маленькой кровати лицом вниз. Но, услышав его шаги, повернула голову, и он увидел, как слезы катятся по ее лицу, вытекая из прекрасных, ничего не видящих глаз.

– Жан, – прошептала она.

– Да, Флоретта, – с трудом выговорил Жан и потом добавил: – Пожалуйста, не плачь из-за меня, я этого не стою.

– Я плачу, потому что ты этого стоишь, – сказала она. – Но ты, мой Жан, не беспокойся, я… я буду в порядке…

– Я животное, – сказал Жан, и голос его был полон горького презрения к самому себе. – Послушай, Флоретта, я никогда не оставлю…

Но она поднялась с постели и приложила палец к его губам.

– Не говори так, любовь моя! – прошептала она. – Иди к ней! Иди и насыться этой женщиной, чей даже голос – зло! А потом возвращайся ко мне. Ты вернешься, знаю, потому что ты хороший. Настанет день, когда тебя будет тошнить от нее, когда от одного вида ее лица тебя вырвет – тогда ты вернешься ко мне. Буду ждать тебя, мой Жан! А сейчас не могу позволить тебе оставаться здесь против твоей воли. Я женщина, Жан, – женщина с ног до головы, хотя ты никогда не верил в это. Я так же способна ревновать, как и всякая другая. И когда ты в конце концов станешь моим, ты им будешь полностью, весь, целиком. Я не стану делить тебя ни с Богом, ни с дьяволом!

– Флоретта! – начал Жан.

– Нет, выслушай меня! Она околдовала тебя, потому что только в одном твоя слабость. Знаю, она, должно быть, прелестна, а ты, как человек страстный, ошибочно принимаешь ее порочную телесную страсть за нечто гораздо большее. Когда-нибудь я покажу тебе, что такое подлинная страсть, что такое любовь, ибо я обладаю всем этим, это хранится в моем сердце, в моем теле, хранится для тебя… Думаю, могу сжечь тебя дотла, знаю, что могу! Какой бы она ни была, чем бы ни обладала – все это побледнеет рядом с тем, что кипит в моем сердце, горячей волной струится по моим венам каждый раз, когда ты прикасаешься ко мне…

Она стояла, глядя на него своими невидящими глазами, и крупные слезы текли по ее щекам.

– Ты никогда не целовал меня, – прошептала она. – Хочу, чтобы ты поцеловал меня сейчас. Да, подойди и поцелуй меня, а потом – уходи!

Жан наклонился и обнял ее. Но ее маленькие ручки неожиданно взметнулись словно в конвульсии, обхватили его шею, она встала на цыпочки, нашла его рот и прильнула к нему, лаская его с ужасом и мукой, с нежностью и, в конце концов, с откровенной, неприкрытой страстью, похожей на огонь, порождающий жизнь, так она была чистосердечна, беззаветна, такой всепоглощающей, что ничего подобного он не испытывал в своей жизни, – даже поцелуй Николь был иным. Наконец, он высвободился из ее объятия и отодвинулся.

– О, Боже! – простонал он.

– Иди, Жан, – тихо сказала она и потом добавила: – Иди, проклятый!

Он спокойно повернулся и стал спускаться по лестнице.

У дверей своего дома Жан увидел фиакр. В нем сидела, ожидая его, Люсьена.

– Садись, – сказала она. – Я взяла на себя смелость взломать замок и упаковать твои вещи. Они уже в экипаже…

– Ты ведьма! – выругался Жан.