Глава двенадцатая

Ван протянул Римо телефонную трубку:

– Спрашивают тебя.

Римо махнул рукой, показывая, что не собирается подходить к телефону:

– Я уезжаю.

– Ты не можешь уехать. Для этого человеку нужно точно знать, откуда и куда он направляется. А ты сейчас переживаешь переходный момент, последний переходный момент в твоей жизни. Подойди к телефону Это твой руководитель Харолд Смит.

– Передай, что я больше не работаю на него. Я уже выполнил его последнее бессмысленное задание.

– А, ты считаешь, что в каждом убийстве должен быть заключен некий особый смысл? Знакомая песня! Чиун спасает от гибели Дом Синанджу, а ты спасаешь от гибели человечество. Вы оба – неисправимые тупицы!

Ван швырнул ему телефонный аппарат, и Римо подхватил его с такой грацией, словно этот смеющийся толстяк и рассерженный молодой человек были слаженным дуэтом, исполняющим какой то неведомый танец.

– Мы же уже попрощались, Смитти, – сказал Римо в трубку.

– Вы были совершенно правы, покинув нашу организацию, – откликнулся Смит.

На том конце провода слышались звуки артиллерийской стрельбы. У Смита был радостный голос. Это показалось Римо странным: прежде голос Смита никогда не бывал радостным.

– Послушайте, Римо, – продолжал Смит, – все эти годы мы боролись с гнилью, разъедавшей нашу страну. В результате сами мы становились лучше и сильнее, а страна – все слабее и хуже. Но я наконец нашел средство, способное возродить Америку. Тот самый дух, благодаря которому наша страна вернет себе былое величие.

– Рад за вас, – сказал Римо и повесил трубку.

– Разве можно так разговаривать с императором? – покачал головой Ван, пряча лукавую усмешку.

– Я не намерен лгать ему, как Чиун. Он вешает Смиту лапшу на уши, а потом поступает по своему. Вот в чем разница между нами. Я всегда прямо говорю то, что думаю, а не пою оды в честь «великого императора».

– Ну и ну! – воскликнул Ван. – Меня поражает, как серьезно вы относитесь к своему работодателю. Просто чудеса. Чиун курит ему фимиам, а ты беспощадно рубишь правду. До чего же вы похожи!

– Если правда и ложь – одно и то же, то вы правы. Но в таком случае все в мире похоже друг на друга. Наконец то я вас подловил. Впрочем, наверное, вы, как и Чиун, не захотите признавать свое поражение. Возможно, такова традиция Синанджу. Что ж, играйте в свои игры, а для меня тема закрыта.

– Ну, раз уж тема закрыта, я позволю себе одно последнее замечание. Тот, кто считает необходимым выкладывать своему работодателю чистую правду, и тот, кто предпочитает услаждать его лживыми речами, на самом деле поступают сходно. Казалось бы, и тот, и другой делают это из уважения к своему начальнику, а в действительности выходит, что они не особенно его уважают, не так ли?

– Вы можете сколько угодно заниматься софистикой, – сказал Римо. – Я пошел.

– Нет, ты останешься, – молвил Ван. – Знаешь, от чего ты пытаешься убежать? От правды. А это невозможно, даже если будешь бегать от нее целую вечность!

– Разве в моем распоряжении есть целая вечность? Кстати, я хотел спросить, сколько живут Мастера Синанджу? Сейчас мне на двадцать лет больше, чем тогда, когда я приступил к тренировкам, но внешне я даже помолодел года на два. Не знаю, сколько лет Чиуну, но его движения совершенны.

– Неужто ты и впрямь так считаешь? Неужто тебе кажется, что Чиун в совершенстве владеет всеми приемами? Разве ты не слышал моих слов о Мастерах Синанджу?

– Вы сказали, что у нас с Чиуном самый чистый удар из всех Мастеров Синанджу. Кстати, с чего вы взяли, что мы оба относимся к своему работодателю с чрезвычайной серьезностью?

– Я знаю только одну страну, которая существовала в мое время и дожила до сегодняшнего дня.