– Они, похоже, удивительно пассивны по отношению к делам на Ватиканском поле. Конечно, у Цезаря на уме более важные дела, но остальные двое?.. А ведь яркое судебное преследование – именно то, на что должны были бы надеяться в следующем году люди вроде Бестии и Варрона, если они планируют избраться преторами. Нет причин быть эдилом, если ты не хочешь стать претором!

Отец с отсутствующим видом погладил подбородок.

– Да, это кажется странным, но у них, наверное, есть другие планы продвижения. Сейчас с этим ничего не поделаешь. Ты можешь вернуться к своему расследованию – и попытайся не слишком его затягивать.

На такой неудовлетворительной ноте я покинул отцовский дом и зашагал обратно к своему. Празднование было в разгаре, но я утратил аппетит ко всему этому веселью. В подавленном настроении я тащился в сторону Субуры.

Трудно объяснить, каким образом я заметил, что за мной идут, хотя и находился в центре шумной толпы, но, тем не менее, я это понял. Время от времени я приостанавливался, дабы повернуться, что было нетрудно, поскольку меня толкало множество людей, – но не видел никого знакомого или особо злобного… Хотя в любом случае их трудно было бы разглядеть при таком обилии масок вокруг. Но у меня было то самое ощущение, а я достаточно часто попадал в опасные ситуации на улицах Рима, чтобы знать, что лучше прислушиваться к своим инстинктам.

В тесном переулке я метнулся в открытые ворота инсулы, а после – в ее двор, так же переполненный людьми, как и переулок снаружи. Люди танцевали на тротуаре, свешивались из окон и выглядывали во двор из центральной вентиляционной шахты, которая, как каньон, уходила над головами ввысь на пять этажей. Пирующие опасно покачивались на хрупких балконах, построенных за пределами окон, в большинстве случаев вопреки строительным нормам. Все, похоже, были вдребезги пьяны и хаотически передавали друг другу кувшины с вином.

Я быстро отпил из одного из них, когда он промелькнул мимо, увернулся от попытавшейся обнять меня смеющейся толстухи и метнулся в открытую дверь.

Очутившись в темном помещении, где перевозбужденные люди страстно обнимались в полутьме, я стал прокладывать себе путь среди потных тел, до тех пор пока не нашел наружную дверь и не очутился на улице, которая была лишь слегка побольше переулка, откуда я недавно ушел. Наугад выбрав направление, я шел по этой улице, пока она не закончилась крутой лестницей. Я побежал по лестнице, а люди и собаки рассыпа́лись передо мной, как зерно перед молотильным цепом.

Празднующие, мимо которых я пробегал, гикали и смеялись. Отчаянные беглецы – не такая уж редкость во время Сатурналий. Несмотря на общую атмосферу вольности, всегда находилось несколько лишенных чувства юмора мужей, которые почему-то расстраивались, обнаружив свою жену и ближайшего соседа, слившихся в лихорадочных объятьях; а иногда раб переступал границы дозволенного, и за ним гнался по улицам его хозяин, размахивая кухонным ножом и громко жаждая его крови.

Я остановился, задыхаясь, на маленькой площади с фонтаном и крошечным святилищем Меркурия на углу – там, где улица вливалась в площадь. Этой передышки хватило, чтобы купить у продавца пару медовых коврижек, которые я оставил у ног бога, надеясь, что тот одолжит мне скорость и невидимость – два его самых выдающихся качества. Я подозревал, что Меркурий, как и все остальные, взял сегодня выходной от своих официальных дел, но никогда не вредно попытаться.

В такую беспокойную ночь в Риме легко заблудиться, но вскоре я определил, где нахожусь, и снова двинулся к Субуре. Теперь я не бежал, а шел, уверенный, что оторвался от преследователей. Однако это не означало, что я вне опасности. Потеряв меня, они вполне могли направиться прямиком к моему дому и ждать меня там.