|
Представьте, что человек эпохи, скажем, Пушкина или Лермонтова оказался бы в вашей эпохе, проехался бы в битком набитом троллейбусе в час «пик», где его поприжимало бы то к одной женщине, то к другой, то к третьей… Какие опрометчивые выводы сделал бы о нравственности вашего времени на основании единичного, неверно истолкованного факта? А то, что помещик силой таскает крепостных девок на сеновал, а помещица спит с конюхами…
– В нашем времени уже не было помещиков, - прервал он, - но это неважно, я все понял. – Вот и хорошо, - сказала она с облегчением, - а то предыдущий сосед… Все мечтал о старом добром времени, то есть о вашем, бичевал нынешние нравы, так и не поняв и не приняв их. – Я не буду бичевать, - сказал он поспешно, опять с усилием отрывая взгляд от ее развитой фигуры. - Мне здесь нравится. – Да, вы же по условиям обмена эпохе соответствуете… Но, - сказала она вдруг резко, перехватив его взгляд, зеленые глаза диковато блеснули, - поймите правильно, не ошибитесь! Первое впечатление обманчиво. Он смущенно поднялся, сказал твердо, стараясь, чтобы голос звучал как можно искреннее, убедительнее: – Клянусь, понимаю! Нет распущенности, потому что ныне дух высок, но нет и ханжества, ибо и тело у нас все-таки есть, и оно тоже наше… Так? – Теперь верю, что поняли правильно. Она дружески поцеловала его в щеку, на миг прижавшись твердым горячим телом, взглянула на часы, охнула, схватила, как ему показалось, легкую накидку из марлевки и выбежала из комнаты. Ощущая странное жжение в тех местах, где она прижималась к нему грудью, он осторожно вышел на балкон, перебрался через бортик в свою квартиру. Так, у телевизора несколько сот программ… Что ж, знакомство с новым миром можно начать и с помощью экрана. – Готова ли наша сестра? Наталья вздрогнула. На нее с ожиданием смотрели трое высоких старцев, все в белых полотняных одеждах, один с резным посохом в руке. Дальше тянулась бесконечная унылая равнина, дул холодный сырой ветер. Наталье показалось, что прямо в воздухе веет молодостью и жестокостью этого мира. В нескольких шагах от волхвов, ведунов, а может быть, браминов - хранителей ключей от Брамы, священных ворот в вирий, - замкнутым кругом возвышался частокол из толстых свежеоструганных бревен, похожий на маленькую крепость. Изнутри слышался треск, из-за бревен поднимался столб черного дыма, пахло горелым мясом. – Готова, - ответила она сдавленно. Сзади лязгнуло, испуг развернул ее в другую сторону. В двух десятках шагов ровными рядами стояли тяжеловооруженные воины и все с ожиданием смотрели на нее. Вдали виднелся деревянный град, оттуда тянулась темная живая змейка, что постепенно превращалась в колонну воинов. Они все шли сюда. Она поспешно шагнула к воротам капища, спасаясь от испытующих взглядов. Ее босые ноги озябли от росы и лишь у частокола ступили в теплый пепел. Но едва миновала ворота, как бревна частокола, повинуясь чьей-то воле, разом затрещали, наклонились вершинами наружу и так, веером, грохнулись на землю, и снова она очутилась на перекрестье тысяч внимательных глаз! В центре капища вместо ожидаемых Сварога, Перуна, прочих языческих богов - грубо сколоченный, словно руками великанов, помост из толстых бревен, из которого вырастает острием вверх, словно грозя небу, огромный обоюдоострый меч, и яркое солнце грозно играет, блещет на лезвии, мечет огненные блики, словно сыплет убийственные солнечные стрелы… Меч Арея, которому приносили жертву арийские племена, затем скифские, а также славяне-кочевники! Страх сковал ее тело. |
