И тут в мгновение ока каждый самый маленький паучок присел от испуга на задние лапки и, повернувшись, ринулся по причальному канату обратно на берег.

Хатифнатты сели в лодку и оттолкнулись от берега. Выскользнув из черной тени, отбрасываемой островком, они вплыли прямо в лунную дорожку.

— Какое счастье, что вы вернулись! — с откровенным облегчением воскликнул папа. — Я никогда не умел обращаться с пауками. Когда они такие маленькие, с ними и не поговоришь. Нашли вы что-нибудь приятное?

Хатифнатты окинули его долгими золотисто-лунными взглядами, но по-прежнему молчали.

— Я спросил, не нашли ли вы что-нибудь приятное, — повторил папа, и мордочка его покраснела. — Если это тайна, держите ее при себе, раз это необходимо. Но скажите хотя бы: вы что-то нашли?

Хатифнатты молча стояли, глядя на него. Голова папы Муми-тролля начала гореть, и он закричал:

— Нравятся вам пауки? Нравятся они вам или нет? Хочу знать об этом сейчас же, не сходя с места!

В наступившей долгой тишине один из хатифнаттов вдруг выступил вперед и распростер лапы. Быть может, он что-то сказал, а может, это ветер прошептал над водой какие-то слова.

— Извините, — неуверенно сказал папа, — я понимаю.

Ему показалось, будто хатифнатт объяснил, что у них нет никакого особого отношения к паукам. Или же выразил сожаление по поводу чего-то, чему нельзя помочь. Может, по поводу того печального факта, что хатифнатт и папа Муми-тролля никогда не смогут понять друг друга и побеседовать. А может, хатифнатт был разочарован и думал, что папа вел себя по-детски. Слегка вздохнув, Муми-папа стал уныло их разглядывать. И увидел, что именно нашли хатифнатты: маленький свиток из бересты, из той, что море скручивает и выбрасывает на берега. И ничего другого. Ее сворачивают, как документ, а внутри береста белая и гладкая, как шелк; но стоит выпустить ее из рук, как она снова сворачивается. Точь-в-точь как сжимается маленький кулачок, надежно хранящий тайну. Мама Муми-тролля обычно обматывает такой берестой ручку кофейника.

Видимо, этот свиток содержал очень важное сообщение. Но папа больше уже не любопытничал. Он немножко замерз и свернулся калачиком на дне лодки, чтобы заснуть. Хатифнатты не чувствовали холода, только действие электрического тока.

И никогда не спали.

Папа Муми-тролля проснулся на рассвете. Спина у него закостенела, и он по-прежнему мерз. Из-под полей цилиндра он увидел кусочек перил и серый треугольник моря, который то опускался, то поднимался, то снова опускался. Ему было чуточку нехорошо, и он вовсе не чувствовал себя папой, пускающимся на поиски приключений.

Один из хатифнаттов сидел наискосок от него на банке, и папа украдкой наблюдал за ним. Теперь глаза у него были серые. Тонко очерченные лапы шевелились медленно, словно крылья ночной бабочки. Может, он разговаривал с другими хатифнаттами или думал. Голова его была круглой, без всякого намека на шею.

«А вся его фигура походит на длинный белый чулок, — подумал папа Муми-тролля. — Чуть обтрепанный снизу. Или на кусок белого пенопласта».

Теперь папе в самом деле было худо. Он вспомнил, как вел себя накануне вечером. Вспомнил и пауков. Впервые в жизни он видел, как пугаются пауки.

— Ой-вой! — пробормотал папа.

Он сделал попытку сесть и в тот же миг увидел свиток из бересты. Он замер. Его уши под цилиндром встали торчком. Свиток лежал в ковше на нижней палубе и медленно, в такт движениям лодки, то сворачивался, то разворачивался.

Папа Муми-тролля и думать забыл, что ему худо. Его лапа осторожно подползала все ближе и ближе к свитку. Он быстро взглянул на хатифнаттов, но глаза их, как обычно, были устремлены к горизонту. Вот он схватил свиток, сжал его в лапе и медленно притянул к себе. И в тот же миг почувствовал легкий удар тока, не сильнее, чем от батарейки карманного фонарика.