Вряд ли ее вообще не было. Скорее всего, так уж
выходило, ему вечно встречались не те.
Седьмой час <Байкал> ползет на скромной, прямо-таки черепашьей
скорости в световой неделе от условной границы скопления. Один на корабле,
один в космосе - в такие минуты не веришь, что существуют где-то море,
облака, леса, другие люди. Есть только Черное Безмолвие.
Ленивый паук. Нерасторопный какой-то. Паутинка дрожит, а он и не
думает торопиться. Или паутинка не шелохнулась? Что ж, потянем на другую.
Неприятности с кораблями и отдельными пассажирами часто случались в момент
гиперперехода...
Руки на клавиши. Звездная россыпь на экране меркнет, экран заливает
мутно-белое свечение, и это уже гиперпространство, в которое так долго не
верили, а потом тихо и буднично открыли, на первых порах не поняв даже,
что именно открыли. Тик. Так. Тик. Так. Обгоняя луч света, считавшийся
когда-то самым быстрым бегуном Вселенной. А теперь гасить импульсы, всю
мощность на ресивер, нет смысла прыгать слишком далеко вот меркнет и
молочное свечение, скоро появится первая звезда, совсем просто, не
труднее, чем управлять старинным автомобилем... но где же звезды, ведь уже
пора, еще три секунды назад корабль должен был вынырнуть в обычном
пространстве, но приборы несут дикую галиматью! Как муха в янтаре, корабль
застрял на границе перехода, в обычное пространство выйти невозможно, а
если назад, в гипер? Умом понимаешь, что все в порядке, паутинка звенит
хрустально и паук на сей раз не оплошал, но сердце протестует, и это даже
не сердце, это из страшной древности инстинкт посылает категорический
приказ: нельзя добровольно идти на смерть, прочь, уходи от опасности,
беги!
Сопротивляйся инстинкту. Динго, руки с пульта!
Меншиков с усилием оторвал руки с пульта, вцепился в мягкие широкие
подлокотники и откинулся назад, насколько позволяло кресло, но прошло еще
несколько страшных, раздирающих мозг секунд, прежде чем чужая воля
растворила, подмяла сознание...
Глава 3. ВОСПОМИНАНИЕ В ПОЛУБРЕДУ
Снег хрустит под ногами, белый, нетронутый снег, вот оно, это место,
робот просунул в кучу хвороста длинный шест и умело ворочает им. Первое
рычание - короткое пока, удивленно-сонное. Шест уходит глубже, и рык
усиливается. Ружье на изготовку. Никаких лучеметов, иглеров и прочего
оружия, принадлежащего этому веку. Ружье изготовлено по старинной
технологии, как и патроны в нем, как и пули в них, свинцовые кругляши.
Довольно, Роб, назад, ты свое сделал, не стоит путаться под ногами, ну же,
прочь! Вот он поднялся из берлоги, ревет, взмыл на задние лапы, сделал
первый шаг, блестят в розовой пасти желтые влажные клыки, зло таращатся
маленькие глазки, но страха в них нет, и это хорошо, это то, что нужно. |