— Жена нашего Альберта, — пояснил он. — Небось слышала про нее. Ничего баба, только перестаралась вот. Она вообще такая, за что ни возьмется, вечно переборщит. Она все и придумала. Понарошку вроде. Я понимаю… Ну, извини меня, Милли. Честное слово, я не хотел. A-а, черт дери…

И прежде чем Милли успела сообщить ему еще раз в самых сильных выражениях, что она про него думает, Джимми уже ворвался обратно в лифт, обнимая и целуя ее. Все сразу, одним махом. Что вовсе не показалось ей неприятным…

— Ай! — вскрикнула Милли, опомнившись минуты через две. В лифте, кроме них, стоял еще кто-то. Она вся раскраснелась, ее бросило в жар, волосы растрепались.

— Ва-ам наверх? — сказала она охрипшим от страсти голосом.

Перед ней стоял забавный, тучный, бедно одетый человек, куривший старинную трубку. Наверное, писатель. Он странно взглянул на нее, ткнул большим пальцем руки в сторону стеклянной крыши, за облака, покачал головой и промолвил:

— Наверх? На небо, что ли? Нет уж, девушка, мне еще рано.

— Ой, извините! — хихикнула Милли. — Что это со мной? Ва-ам вниз?

И все время, до самого первого этажа, этот грузный, неопрятный человек рассказывал какую-то глупейшую историю. Но тем двоим было совершенно все равно.

КОРОЛЬ ДЕМОНОВ

Перевод В. Азова

Труппу, набранную для Большой Ежегодной Рождественской Феерии Тома Барта в старом браддерсфордском театре «Ройял», раздирала склока. Труппа эта совсем не была «компанией веселых друзей» каковую составлявшие ее актеры усердно изображали — при любезной помощи местного рецензента — на страницах «Браддерсфорд геральд» и «Уикли геральд баджит». Актриса, игравшая Первого мальчика, сказала своему мужу и еще пятидесяти пяти разным лицам, что она может работать с кем угодно и прославилась благодаря этой способности, но что на сей раз дирекция отыскала и пригласила на роль Первой девочки единственную в своем роде актрису, из-за которой никто уже не может работать ни с кем. Первая девочка сказала своей приятельнице, Второму мальчику, что Первый мальчик и Вторая девочка все портят и могут очень даже просто погубить спектакль. Королева фей то и дело подчеркивала, что по причине всем известной мягкости своего характера она не хочет поднимать шума, но что рано или поздно Второй девочке придется услышать кое-что не слишком приятное. Джонни Уингфилд заявлял, что публика ждет прежде всего хорошей, крепкой игры главного комика, которому на сцене должна быть предоставлена полная свобода, но кое-кто этого еще не уразумел. Клоуны Диппи и Доппи намекали, что, будь здесь даже две сцены, Джонни Уингфилду все равно их было бы мало.

Но все были согласны в одном, а именно в том, что во всей провинции нет лучшего демона, чем Кирк Айртон, приглашенный Томом Бартом специально для этого спектакля. Феерия называлась «Джек и Джил», и те, кому любопытно, какое отношение имеют демоны к Джеку и Джил, двум простодушным ребятишкам с бадьей воды, должны пойти на ближайшую рождественскую феерию, после чего их представление о сказках чрезвычайно расширится. Кирк Айртон был не просто демон, но Король демонов, и при первом поднятии занавеса он стоял на тускло освещенной сцен перед небольшим хором демонов-слуг — местных баритонов, которым платили по десять шиллингов за вечер. Айртон подходил для этой роли — он был высокого роста, лицо имел прямо-таки сатанинское и к тому же отлично гримировался; кроме того, что еще важнее, он соответствовал ей и в вокальном отношении — у него был потрясающий бас самого демонического тембра. Он много раз пел Мефистофеля в «Фаусте» в хорошей гастрольной труппе. Поистине у этот человека в прошлом было прекрасное будущее. Если бы не одна слабость, он никогда не попал бы в феерию.