— Мне ее жалко, — сказала Лена. — Ходит, и ходит… И не понимает, что никто из наших не может ее папаше помочь. Даже если бы он был здоров и прожил сто лет, все равно сейчас бы уже умер… Знаете, мой отец искал их могилы, Марты и ее отца. Но старое кладбище застроили еще в пятидесятых… Ничего не осталось.

Прошел месяц. Денис получил уведомление с почты — его вызывали на междугородние переговоры.

Он не пошел, но через неделю уведомление пришло снова.

И он снова не пошел.

Баба Ганя смотрела в наушниках сто двадцать пятую серию какого-то фильма; Денис пожалел, что на входной двери нет глазка. Звонок повторился. Потом повторился еще.

— Кто там? — спросил Денис.

— Господин доктор… Пожалуйста, мой отец очень плох, пойдемте к нему, помогите, ради Христа…

Денис на цыпочках пошел на кухню. Налил себе воды из бака; напился, уселся в углу, обхватил руками плечи.

— Господин доктор…

Денис подпрыгнул на табурете.

Маленькая Марта заглядывала в окно. Бледное лицо ее поблескивало дорожками скатившихся слез.

Денис ушел к себе и задернул шторы.

Он долго слушал женский голос в трубке. Переговорная кабинка была тесная и душная, фанерный столик пестрел чьими-то телефонами в чернильных сердечках. Денис стоял и слушал; голос был далекий, почти космический…

В ту ночь дежурство вышло спокойное. Он сидел за столом и резал бумагу — пополам, потом еще пополам и так далее, пока вся столешница не покрылась мельчайшими обрезками, будто снегом.

Маленькая Марта не приходила с тех самых пор, как Денис выругал ее, велев убираться прочь.

— Понимаю, — сказал главврач.

— Нет, — отмахнулся Денис. — Я не собираюсь никуда уезжать. Я не мальчик, чтобы каждый день менять решения. У меня здесь работа, в конце концов, больные…

— Понимаю, — повторил главврач. — Ты правильный мужик, Деня… Годик, пожалуй, продержишься.

Денис отработал в районной больнице тринадцать месяцев, день в день.

Проводы устроили все в той же ординаторской, на сдвинутых вместе канцелярских столах.

Медсестра Лена не пришла. Прочие желали успехов, хвалили Дениса за надежность, ответственность и профессиональное чутье, говорили грубоватые комплименты. Денис выпил со всеми, всех поблагодарил, расцеловался с главврачом и ушел домой, к бабе Гане, где уже ждал его посреди пустой комнаты собранный чемодан.

Больше никто и никогда не видел его.

Сперва не хватились — решили, что уехал, никому ничего не сказав, ночным поездом, дабы не растягивать прощание. Через несколько дней пришла тревожная телеграмма, а потом приехала черноволосая женщина с зелеными глазами и тонким волевым ртом — женщина разыскивала Дениса, и когда ей сказали, что он уехал — не поверила.

У бабы Гани на квартире обнаружился собранный чемодан, о котором старуха прежде почему-то не сочла нужным рассказывать. Получилось, что Денис вышел из дому налегке, в одной куртке, прихватив с собой одну только сумку через плечо.

Сообщили в милицию о пропаже человека. Развесили фотографии Дениса на щитах с объявлениями, напечатали сообщение в местной газете; молодой врач растаял, как клочок тумана, не оставив по себе никаких следов.

Был уже октябрь.

В один прекрасный день жители города N, выглянув утром в окно, растерялись и выбежали на улицу — проверить, не обманывают ли их глаза. Листья деревьев, частью желтые, частью опавшие, оказались снова все на своем месте, сочно-зеленые, будто в мае; абрикосы цвели, пугая запахом последних осенних мух, и яблони покачивали бело-розовыми соцветиями. Все, у кого были любительские камеры или просто фотоаппараты, спешили запечатлеть на пленку небывалый природный феномен; в городок съехались синоптики и репортеры, и целый день был отдан болтовне и пересудам, консультациям с гадалками и посещению единственной в городе церкви.