Смотрю на себя в зеркало.

За моей спиной, в проеме приоткрытой двери, проходит тень.

Мало ли теней, шастающих ночью.

Предлагаю редактора Диму переименовать в криэйтера. Ему нравится.

— Где твой креатив? — спрашиваю.

Извлекает из кейса целую папку креатива. Просматриваю. Не то. Плоско, беззубо. Пресно. Мелко. Неинтересно.

Сообщаю ему все, что думаю по этому поводу. Морда его непроизвольно вытягивается.

— Ласточка, — говорю в ответ на робкую попытку протеста. — Я держу тебя в этом проекте не для того, чтобы ты мне тащил полову. Все эти мыльные страсти, — щелкаю по бумажке с «креативом», — отработаны еще в «Пионерской зорьке». Ну, мужик, которого жена возбуждает только в поясе монтажника на голое тело, или баба, которая испытывает оргазм только в инвалидной коляске, хотя сама здорова, как кобыла… Это еще так-сяк. Остальное бред. Подмененные в роддоме дети — вообще позор. Зита и Гита, блин. Я тобой недовольна.

Молчит. Морда в пятнах.

Беседую с претендентами на участие в программе. Баба хорошая, фактурная. Мужичок тусклый. Будем менять.

Звонок на мобилку. Выхватываю трубку, как кинжал из ножен:

— Да!

— Лена?

— Ну.

— Это Виктор.

— Виктор? Какой Виктор?

— Дымко.

— А-а-а…

Две мысли в башке. Одна прыгает, как мячик: какого хрена он звонит? Встретились, переспали — чего еще? Другая сладко тянется, как теплая ириска: может быть, еще раз? Почему нет?

— Привет, — говорю, взяв себя в руки. — У меня тут люди…

— Когда тебе можно перезвонить, чтобы ты была свободна?

Ухмыляюсь. Мне все равно, что подумают фактурная баба и этот мужичок… Впрочем, мужичка менять, это совершенно точно.

Спортбаза за городом. Аллея через лес; Виктор бежит свой кросс. Я еду сзади на велосипеде.

Лошадь, ну в натуре, лошадь! В хорошем, конечно, смысле. Бежит, едва касаясь земли подошвами. Волнами ходят мышцы на спине. Ну, что за прелесть!

Первое время я смирно тащусь сзади. Потом вырываюсь вперед. Потом начинаю крутить вокруг него круги и восьмерки; он бежит, не меняя темпа, посмеиваясь, вот уже полчаса!

У меня деревенеют ноги. Все-таки я очень давно не каталась на велосипеде.

Майка прилипла к спине. У меня, а не у Виктора. У того уже давно прилипла. Я сбавляю темп и думаю только о том, чтобы не свалиться с велика и благополучно добраться до финиша.

— Долго еще?

Молчит. Скалит зубы на бегу.

— Эй… Далеко ли до Лондона, сэр?

Поворачивает голову:

— Теперь далеко, сэр.

Лесок. Вокруг — ни души. Мой герой колотит кулаками по воздуху бьется с тенью, надо полагать. Сколько вокруг теней, и каждой надо отвесить в челюсть…

Сперва наблюдаю. Потом мне становится скучно.

Тычусь носом в сосну. Запах смолы, запах детства.

По стволу ползет гусеница в очень яркой спортивной форме: полосы, пятна, не хватает только бренда на спине… Подставляю ладонь. Гусеница, не задумываясь, переползает ко мне на руку.

Доверяет.

Щекотно. Она ползет, каждый изгиб спинки приближает ее к счастью быть бабочкой… или, может быть, какая-то другая тварь вылетит из ее куколки, я поганый энтомолог, мне просто нравится смотреть, как она ползет. Символ проползающей мимо жизни — зелено-красная гусеница…

Смотрю.

Вдруг вздрагиваю — Дымок стоит рядом. Высится, как башня. Прячу гусеницу за спину — инстинктивно.

— Ты чего? — спрашивает.