– Дима, – сказала в телефоне Чепрунова, – а давай поженимся. Чтоб на всю жизнь.

    – Всю жизнь ругаться? – спросил Дима.

    – Я же сказала – не буду больше!

    – Вообще-то это я должен был сделать тебе предложение, – сказал Дима. – И не по телефону.

    – Кто успел, тот и съел, – объявила Варвара.

    Дима вдруг засмеялся, но вышло у него это так хрипло, что Варя испугалась.

    – Что с тобой? Ты умираешь?

    – Почти. Приходи скорей. Я что-то совсем замерз.

    – Бегу!

    Варвара отключилась и, видимо, бросилась одеваться. Она всегда проявляла чудеса расторопности, когда принимала какое-нибудь решение и наступала пора практических действий. А вот в жизненных теориях Чепрунова слабовата. Иной раз по суткам мучается, соображая, как лучше поступить.

    Дима, кряхтя, навалился на свою опору, чтобы попытаться встать. Снежная шапка свалилась с гладкой поверхности, и открылась черная голова статуи – одной из десятка, что украшают парк. Статуя изображала молодую девушку, сидящую с блокнотом для зарисовок. Юная художница задумчиво чертила в блокноте карандашом, почти не глядя в свой рисунок. Диме нравилась эта статуя. Раньше она стояла в другом месте, возле пруда, но после начала реконструкции ее перенесли чуть подальше. Красно-белая лента, которой отгораживали опасные участки ремонта, была обмотана у девушки вокруг шеи, обрывок той же ленты болтался на соседнем дереве. Видимо, порванная лента показывала местонахождение ямы, в которую вчера угодил Дима.

    Эта лента убедила Диму больше всего. Теперь он уже не сомневался в том, с кем вчера разговаривал и кто согревал его ледяной ночью. Он наклонился и разгреб снег, очищая блокнот для зарисовок. На бронзовой страничке отчетливо видны были мультяшные собачки.

    Дима тихо, счастливо вздохнул, провел рукой по бронзовой щеке статуи, и ему показалось, что лицо девушки все еще теплое. Оглядевшись по сторонам – не видит ли кто – Дима поцеловал ее в висок.

    И тут на него, буквально из небытия, вихрем сверхъественной витальности налетела Чепрунова:

    – Что с тобой? Ты цел? Ухо не болит?

    «Надо же, помнит, оказывается, что у меня было ухо отморожено!» – поразился Дима. Чепрунова всегда представлялась ему особой достаточно безразличной к болезням окружающих, однако ж вот тебе!

    – Варька, я чуть не помер, – честно просипел Дима. – И ты – самая лучшая, правда. Не знаю, что на меня нашло. Я люблю тебя.

    Она длинно всхлипнула.

    – Идем. Я чайник поставила. Пока мы ходим, как раз закипит.

    – Пока мы ходим, он как раз расплавится, – сказал Дима. – Я вывихнул ногу. Или даже сломал.

    Валькирия велела пострадавшему «навалиться» на нее «всей тушей», и они похромали прочь, в сторону дома.

    Бронзовая девушка в пушистой шубке тихо смотрела, как мультяшных собачек в ее блокноте заносит стылой предрассветной поземкой. Она знала, что там, под белым покровом, страница перевернется, и блокнот вновь застынет на рисунке несуществующих цветков.

    Парк лежал под толстым слоем снега: в ожидании весны притаились трудяги-аттракционы, спряталась под лед протока-«Темза», сберегая в илистом дне зародыши будущих ленивых кувшинок; голыми колами торчали стойки для зонтиков в летних кафе, впавших в обычную сезонную спячку; молчала музыка из киосков; клумбы стали как глазетовые младенческие гробики и точно так же навевали мысль о сахарных ангелочках.