Ведь все дело в уважении, верно? И если вы его лишены, вас следует ему научить. Истинная проверка, единственная проверка, становимся ли мы более цивилизованными или не становимся. Вы согласны?

Кора

В день праздника Жана-Этьена Делакура по указаниям его снохи мадам Амели были приготовлены следующие блюда: бульон, говядина, варившаяся в нем, заяц на вертеле, тушеные голуби в горшочке, овощи, сыр и фруктовое желе. Неохотно уступив духу общительности, Делакур позволил, чтобы перед ним поставили тарелку с бульоном и даже в честь праздника поднес церемониальную ложку к губам и галантно подул на нее, прежде чем опустить, не прикоснувшись. Когда подали говядину, он кивнул слуге, который поставил перед ним на разных тарелочках грушу и кусок коры, срезанной с дерева минут на двадцать раньше. Шарль, сын Делакура, сноха, внук, племянник, супруга племянника, кюре, сосед-фермер и старый друг Делакура Андре Лагранж — все ничего не сказали. Сам Делакур вежливо не опережал сидящих вокруг: съел четверть груши, пока они приканчивали говядину, вторую четверть — параллельно зайцу и так далее. Когда подали сыр, он достал карманный нож, разрезал кору на кусочки, а затем медленно пережевывал каждый кусочек в небытие. Позднее, чтобы поспособствовать сну, он выпил чашку молока, съел немного тушеного латука и еще яблоко сорта ранет. Его спальня была отлично проветрена, а подушка набита конским волосом. Он позаботился, чтобы одеяло не слишком придавливало ему грудь, и чтобы ноги находились в тепле. Когда Жан-Этьен натянул на лоб льняной ночной колпак, он с удовлетворением подумал о глупостях людей вокруг него.

Ему теперь исполнился шестьдесят один год. В более молодом возрасте он был игроком и гурманом — комбинация, которая часто угрожала обречь его домашних на безденежье. Там, где рассыпались игральные кости, где перевертывались игральные карты, там, где двух или более животных принуждали бегать наперегонки в угоду зрителям, всегда было можно найти Делакура. Он выигрывал и проигрывал в фараон и в кости, в трик-трак и домино, в рулетку и в красное и черное. Он был готов подбрасывать монеты с младенцем, ставить под заклад своих лошадей на петушиных боях, раскладывать пасьянсы в две колоды с мадам В. или в одиночестве, если ему не удавалось найти соперника или партнера.

Поговаривали, что его гурманство положило конец его игре. Бесспорно, двум этим страстям не хватало места в подобном человеке, чтобы развернуться сполна. Кризис наступил, когда гусь, практически откормленный для водворения на стол, — гусь, которого он откармливал своеручно и заранее смаковал до последнего потрошка, — был мгновенно потерян из-за неудачной комбинации в пикет. Некоторое время он колебался между двумя своими искушениями, как пресловутый осел между двумя охапками сена; но вместо того чтобы умереть с голоду по примеру незадачливого длинноухого он поступил как истинный игрок, и позволил подброшенной монете решить проблему.

С того момента его живот и его кошелек обретали все большую пухлость, а нервы становились все спокойнее. Он поглощал блюда, достойные кардинала, как говорят итальянцы. Он читал лекции о преимуществах любых съедобностей от каперсов до бекасов; он мог сообщить, как лук-шалот привезли во Францию возвращавшиеся крестоносцы, а пармезан — монсеньор князь де Талейран. Когда ему подавали куропатку, он отделял ножки, раздумчиво надкусывал обе, умудренно кивал и объявлял, на какой ноге стояла эта куропатка во время сна.