Изменить размер шрифта - +
Все, что он ей писал в стольких восторженных письмах, он выражал теперь с такой пламенной убежденностью, что она внимала ему, как бы паря в облаках фимиама. Всем своим женским существом она ощущала ласку этих обожающих губ, ласку, какой она еще никогда не знала.

   Когда он умолк, она ответила ему просто:

   – И я тоже вас очень люблю.

   Теперь они держались за руки, как подростки, шагающие бок о бок по проселочной дороге, и затуманенным взором наблюдали, как по реке ползут пароходики. Они были одни в Париже, среди смутного, немолчного, далекого и близкого гула, который носился над ними в этом городе, полном жизни, они были здесь в большем уединении, чем на вершине воздушной башни, и на несколько мгновений действительно забыли, что на земле есть еще что-то, кроме них.

   К ней первой вернулось ощущение реальности и сознание, что время идет.

   – Хотите опять встретиться здесь завтра? – спросила она.

   Он подумал несколько секунд и смутился от того, о чем собирался просить:

   – Да… да… разумеется. Но… разве мы никогда не увидимся в другом месте?… Здесь уединенно… однако… всякий может сюда прийти.

   Она колебалась.

   – Вы правы… А кроме того, вы не должны никому показываться еще, по крайней мере, недели две, чтобы все верили, что вы путешествуете. Будет так мило и так таинственно встречаться с вами, в то время как все думают, что вас нет в Париже. Но пока что я не могу вас принимать. Поэтому… я не представляю себе…

   Он почувствовал, что краснеет, но сказал:

   – И я не могу просить вас заехать ко мне. Может быть, есть другая возможность, другое место?

   Как женщина практическая, свободная от ложной стыдливости, она не удивилась и не была возмущена.

   – Да, конечно. Но об этом надо подумать.

   – Я уже подумал…

   – Уже?

   – Да.

   – И что же?

   – Знаете вы улицу Вьё-Шан в Отейле?

   – Нет.

   – Она выходит на улицы Турнмин и Жан-де-Сож.

   – Ну а дальше?

   – На этой улице, или, вернее, в этом переулке, есть сад, а в саду – домик, из которого можно выйти также и на те две улицы, которые я назвал.

   – Ну а дальше?

   – Этот домик ждет вас.

   Она задумалась, потом все так же непринужденно задала два-три вопроса, подсказанных ей женской осторожностью. Он дал разъяснения, по-видимому, удовлетворившие ее, потому что она сказала, вставая:

   – Хорошо, завтра приду.

   – В котором часу?

   – В три.

   – Я буду ждать вас за калиткой. Дом номер семь. Не забудьте. Но когда пойдете мимо, постучите.

   – Хорошо. До свидания, мой друг. До завтра!

   – До завтра. До свидания. Благодарю! Я боготворю вас!

   Они стояли рядом.

   – Не провожайте меня, – сказала она. – Побудьте здесь минут десять, потом идите набережной.

   – До свидания.

   – До свидания.

   Она пошла очень быстро, с таким скромным, благонравным, деловым видом, что была совсем похожа на тех стройных и трудолюбивых парижских девушек, которые утром бегут по улицам, торопясь на работу.

   Он приказал везти себя в Отейль; его терзало опасение, что квартира не будет готова завтра.

   Но она оказалась полна рабочих.

Быстрый переход