— Какую правду? — спросил Дейл.

— Что ей становилось все хуже. Она заводила разговор о параллельных мирах, которые находились прямо рядом с нашим, и инопланетных расах, которые жили там, и что было что-то, что очень хотело заполучить ее. Это что-то разговаривало с ней через электрические розетки и лампочки, рассказывала она, и она выкручивала все лампочки на ночь и закрывала игральными картами штепсельную коробку на полу. Она рассказывала, что целлулоид на картах, очень эффективно заглушает этот голос. Только при этом она смеялась, словно это была такая шутка.

— Уххх, — сказал Дейл. — Круто.

— Она нарисовала карту на одной из стен, и время от времени дополняла её. Она говорила, что это страна в одном из этих, других миров. Она называла её Лаланка, и населяли ее офентити. Ты знаешь, что это значит?

Дейл покачал головой.

— Существа, которые хотят попасть в наш мир, но не могут. По крайней мере, пока. Они были закупорены некоей сдерживающей силой, и это было очень хорошо, потому, что они были голодны. Она сказала, что если они когда-нибудь попадут в наш мир, то съедят все — не только людей и животных, но и землю, машины, здания и даже небо. Во всем другом она была вполне нормальной. Она делала покупки, она держала себя в чистоте и опрятности, она была очень нежна со мной и Джеком, и она никогда не задавала вопросов о Пите. Перед нашим отъездом она говорила нам, чтобы мы сказали ему, что она всегда ему рада. «Я переехала только потому, что, если бы я осталась, это было бы небезопасно для вас, мальчики, и для вашего отца,» — говорила она.

— Это же потрясающе.

Ретт пожал плечами и развел свои обрюзгшие руки.

— Только не для нас. Мы просто мирились с этим. Вот как поступают дети, Дейл. Но ее карта — это было нечто потрясающее. В последний год ее жизни, каждое наше посещение, на ней появлялись новые штрихи: горные хребты, озера, деревни, замки, леса, дороги.

— Твой отец когда-нибудь видел её?

— Да, много раз. Он говорил, что это было настоящее произведение искусства, и заявлял, что карта заслуживает место в какой-нибудь художественной галерее. Я думаю, он считал, что карта была одной из немногих вещей, которые не давали её полностью сойти с рельсов. Ну и еще, конечно же, наши поездки к ней. В эти дни я думаю, некоторые люди, умные люди, назвали бы это защитной реакцией. Иногда мы просто сидели в ее маленькой кухне, поедая бутерброды с золотистой корочкой, и она расспрашивала нас о школе и наших друзьях, и дополнительно опрашивала нас, если у нас был экзамен. Джек алгебры не понимал, и она объясняла ему, используя печенье из банки. Она рисовала знак равенства на листе бумаги, и клала три печенья из банки с одной стороны и семь с другой. Рядом с тремя печеньями, она рисовала знак +, и говорила Джеку, чтобы тот выкладывал печенья на вторую кучку, пока обе стороны от знака равенства не сойдутся.

— Да. Круто.

— А между этими вполне рациональными, нормальными вещами, она рассказывала нам о том, что происходит в Лаланке, где гоббиты — это были существа, жившие в глухом лесу — производили ужасный белый туман, который убивал мелких животных и доводил крупных до судорог, или войне между Красным Генри и его антиподом братом-близнецом, Черным Джоном. Во время очередного нашего прихода, она раскрасила лес вокруг большого замка — замка Красного Генри — черным. «Это все потому, сказала она, что Черный Джон поджег Дальний Лес. Если пожар распространится на Западное Королевство, то это может привести к разрыву тонкой грани между мирами. И тогда пожар распространится на наш мир, ребята, и мы обречены, — сказала она. Мне об этом снились кошмары».

— Я не удивлен, — сказал Дейл.