Изменить размер шрифта - +
Черты их лиц тоже казались более грубыми. Во взглядах этих двоих ничего нельзя было прочесть, кроме сдержанного любопытства, желания побольше увидеть и запомнить. В отличие от них выражение на лице третьего наюгира постоянно менялось. И, судя по живой мимике, чувства и настроения его тоже были весьма подвижны. Это подтверждали и руки главы делегации, явно с трудом сохранявшие спокойствие. Двое его помощников несли каждый по объёмистой, хотя, похоже, и не очень тяжёлой сумке. Теперь оба опустили свою ношу на пол. Достаточно было беглого взгляда, чтобы земляне поняли: к их багажу сумки эти никакого отношения не имели.

    Немая сцена длилась лишь несколько мгновений; затем абориген в белой рубашке мягко двинулся вперёд, к землянам, остальные же двое остались стоять у открытого дверного проёма. Остановившись в двух шагах, наюгир приподнял руки, обратив раскрытые ладони вверх; на лице его возникла исполненная доброжелательности улыбка, тонкие губы широкого рта шевельнулись, и он заговорил, переводя взгляд поочерёдно с одного из прибывших на другого и третьего.

    Изольд и Кромин вопросительно глянули на Горбика, ожидая перевода. По напряжённому, нахмурившемуся лицу коллеги они поняли, что их спутник серьёзно озадачен.

    – Что такое? – спросил Кромин вполголоса. – Неприятности?

    Горбик поднял брови, поджал губы прежде, чем ответить так же негромко:

    – Ничего не могу понять. Вроде бы это наюгира, но то ли у него дефект речи, то ли это какой-то диалект… Улавливаю общий смысл, но и только. Кажется, обычная протокольная речь: поздравляет с прибытием и тому подобное. Но…

    Профессору пришлось прервать самого себя: наюгир умолк, улыбка его чуть изменилась, выражая теперь искренний и глубокий интерес к тому, что скажет ему землянин.

    Вздохнув, Горбик заговорил, тщательно, раздельно произнося каждое слово, каждый звук. И с каждым произнесенным словом лицо слушавшего выражало всё большее удивление. Мало того: даже в неподвижных взглядах его свиты мелькнули какие-то огоньки: усмешки?

    Тем не менее Горбик произнёс весь заранее заготовленный текст. Когда он умолк, наюгир, чья улыбка теперь снова выражала доброжелательство с какой-то примесью, быть может, сожаления и даже извинения (это последнее могло, впрочем, лишь показаться), произнёс ещё несколько слов, точно так же не понятых профессором, как и вся предшествовавшая речь. Затем, не поворачиваясь к стоявшим у двери, наюгир приподнял правую руку и чуть шевельнул ею.

    В следующее мгновение стоявший у двери справа подхватил с пола свою сумку, приблизился к Горбику, вновь опустил свою ношу на пол, кивнул головой (что, возможно, должно было означать вежливый поклон) и, пятясь, вернулся на своё место.

    Наюгир, которого можно было, пожалуй, назвать руководителем комиссии по встрече и размещению прилетевших (так, во всяком случае, окрестили его про себя земляне), указал Горбику на сумку и произнёс ещё несколько звуков. По сопровождавшим их жестам можно было – на этот раз – без труда понять, что он предлагает профессору раскрыть сумку и извлечь то, что в ней находилось. Горбик вежливо улыбнулся в ответ, кивнул и, нагнувшись, попытался выполнить указанное действие. Правда, с замком он справился не сразу, и белому воротничку пришлось помочь землянину в этом. Замок, оказалось, открывался очень легко, хотя и непривычно: его даже не нужно было трогать, но найти и нажать две кнопки, находившиеся на противоположных торцах сумки; просто, но неожиданно.

    Видимо, не ожидая более помощи от землянина, руководитель встречи собственноручно извлёк из сумки что-то красное, мягкое, блестящее, сложенное в несколько раз. Встряхнув, развернул. Это было нечто вроде мантии – традиционной, профессорской, какие и на Земле кое-где носили по сей день.

Быстрый переход