Но в какой степени это — искусство и каков его резонанс? Футуристы, несмотря на предложение Аполлинера, так и не признали модель Фенеона, вероятнее всего, из-за того, что они ее просто не знали. Сант приводит цитату, объясняющую, что они подразумевали под «parole in libertа» — свободой слова: «До настоящего момента литература прославляла созерцательное бездействие, экстаз и оцепенение; теперь мы хотим возвеличить проявление агрессии, лихорадочную бессонницу, беготню, опасные прыжки, пощечины и удары». Цитата подтверждает, что футуристы отличались глупым пустословием, что слова Маринетти подтверждают, как и заявляет Сант, «общую сущность» nouvelles Фенеона, — и все это кажется мне просто невероятным. Как и идея о том, что они являются «протосюрреалистической формой искусства».

Потомкам нравится быть предсказуемыми; даже если нужное время еще не настало, модернистам требуются модернисты avant la letter. Фенеон помог создать неоимпрессионизм и был первым владельцем «Купания в Аньере» Сера (когда один галерист предложил за картину кругленькую сумму, он ответил: «Что же мне делать со всеми этими деньгами, как не выкупить ее у вас обратно?»), он поддерживал Матисса и купил работу Брака. Но он также был художественным критиком, и, когда в 1907 году Аполлинер пригласил его в Бато-Лавуар посмотреть «Авиньонских девиц», Фенеон повернулся к Пикассо и сказал: «Вам лучше заняться карикатурой».

Решив обратиться к теоретической стороне вопроса, мы могли бы рассмотреть «Nouvelles» с точки зрения литературных кризисов, описанных Сартром. Флобер, с которого все и началось, нашел историю мадам Бовари в провинциальных заметках о происшествиях. Сохранилась ли соответствующая газетная вырезка или нет — неважно; Фенеон мог бы преподнести историю следующим образом:

Дельфина Деламар, 27 лет, жена военного врача в муниципалитете Ри, вела себя нескромно. Кроме того, она еще и наделала долгов. Чтобы их не выплачивать, она приняла яд.

Так роман девятнадцатого века развивался и расширялся, пока места для развития больше не осталось; тогда он вернулся к форме, от которой произошел, nouvelles en trois lignes, в ожидании возможности, когда снова можно будет развернуться. Возможно, это лишь одна интерпретация — но тогда вполне справедливо, что после своего оживления художественная литература посчитала себя обязанной Фенеону не больше, чем футуристам: «невидимый» писатель оказал «невидимое» влияние.

Но можно предположить и другое: в определенный момент своей жизни Фенеон, отличавшийся выдающимся умом и иронией, столкнулся с журналистской рутиной. Сидя долгими вечерами за столом в «Le Matin», он старался развлечь себя и читателей, не забывая при этом о требованиях к колонке. Он взял традиционный жанр и изменил его, добавив личные стилистические черты, соблюдая принципы повествования и передачи фактов, сохранившиеся с девятнадцатого века. «Nouvelles» представляют собой литературный эквивалент коктейльной оливки — поэтому за изобретение столь пикантной детали Фенеон заслуживает доброй памяти и восхищения.

Мишель Уэльбек и грех отчаяния

В 1998 году я был членом жюри писательской премии «Ноябрьский приз» в Париже, присуждаемой, как вытекает из названия, в конце литературного сезона. После того как дал сбой Гонкуровский конкурс и не удались сумбурные попытки других премий исправить его упущения, наш «Ноябрьский приз» все же вынес окончательное авторитетное решение по итогам года.