-  Давай прямо на катер, - шепотом, словно их мог кто-то подслушать, приказал Рычин, втискивая С Сеге Д в узенький люк. - И не торопись приводить его в себя. Ну, пошел…

    Он захлопнул ногой крышку люка и побежал назад, на бирюзовую полянку и, догадываясь, какие тексты принимает сейчас фонотайп лайнера как с Земли, так и с Альфы, закричал на бегу:

    -  Руби канаты, ребята! - И увидел на экране, как широченная ладонь Косты Руогомаа легла на вторую клавишу.

    Он знал, что человеку не дано чувствовать пси-процессы, но ему все-таки показалось, что потянуло пронизывающим холодом, словно где-то распахнулась гигантская дверь в ледяную пустоту, и чтоб никто не догадался о его ощущениях, заговорил:

    -  Пока со мной ничего. Может, мне что-нибудь почитать, чтобы вам было заметнее, когда я… А? Да вот хоть это: «Это было в праздник Сант-Яго, и даже нехотя как-то, когда фонари погасли…» Ломятся в дверь, да? Правильно сделали, что заперли. - Он поискал глазами то место, где совсем недавно трава была примята, но она уже распрямилась, словно минуту назад тут и не сидел альфианин. Ужас пустоты улетучился, и было Рычину спокойно, и впервые за долгое время впереди не маячило никаких дел, и можно было валяться на траве и читать то, что он любил больше всего на свете, и желать только одного: чтобы дверь в кают-компанию открылась и вошла Ана.

    И вдруг он увидел Ану Элизастеги, и вовсе не на экране, а здесь, в десяти шагах от себя.

    Она стояла и смотрела на него, не шевелясь, и по тому, как были напряжены ее плечи, можно было угадать, что заведенные назад руки ее стиснуты намертво и ногти впились до крови в темные ладони, и так она будет стоять до тех пор, пока это не случится - с ней или с ним, все равно. Он бросился к Ане, совсем не зная, что будет делать, когда добежит до нее, добежит спотыкаясь и цепенея, что-то крича в этом несусветном гаме и леденея от ужаса не за себя.

    -  Нас же видят, - проговорила Ана, - нас видят, Рычин…

    Они стояли, держась за руки и смотрели друг другу в глаза, каждый миг ожидая, что вот сейчас эти глаза не закроются, нет - они опустошатся мгновенным беспамятством, и каждый беззвучно молился, чтобы это произошло с ним, только с ним…

    -  Вот прошел год, - прошептала Ана, еле шевеля полиловевшими губами, и прошел не год, а бесконечность, когда ее губы снова разжались и по одному их беззвучному движению Рычин понял, что она прошептала: «Вот прошло два года…»

    И тогда он подумал, что она скажет: «Вот прошло три года». Она больше ничего не успела сказать, глаза ее широко раскрылись, и в них был не страх - недоумение.

    -  Почему? - крикнула она. - Почему? И кто смог?..

    Рычин ошалело повертел головой и вдруг понял, что ад кончился, огни затухают, вой сирен переходит на басы, и только перепуганные змеями обезьяны продолжают верещать.

    Но почему опыт прекратился, и главное - как это удалось сделать? Ведь перекрыть вход в «раковину» после того, как туда попадут десмоды, должно было специальное безинерционное устройство, не подчиняющееся ни людям, ни альфианам. Он обернулся к экрану, там размахивали руками, пытались перекричать друг друга по крайней мере человек пятьдесят - то есть вдвое больше, чем могла вместить кают-компания.

    -  Вниз, - только и понял из всего этого Рычин.

    -  Они кричат - немедленно вниз. Случилось что-то экстремальное. - Но Ана упрямо покачала головой. - Это приказ!

    И, видя, что Ана добром все равно не сдвинется с места, он схватил ее за плечи, как когда-то (ах, да, два года назад!) тащил обмякшее тело альфианина.