Заметим, что более никогда и нигде президент США об Индонезии не упоминал.
Нельзя, правда, сказать, что никаких разумных действий не было предпринято вообще. Напротив, по многим принципиальным моментам делалось
именно то, что требовалось. Так, например, уже в первые сутки после «дня гнева» были изолированы в локальных сетях военные суперкомпьютеры
Пентагона (мощные оперативные блоки, способные совершать триллионы операций в секунду; они, впрочем, и раньше не были подключены к общем
сети), а также выведены в локальные коммуникаты все элементы стратегического командования по родам войск: маршруты были провешены заново,
система национальной обороны Америки, пусть медленно, поскольку включала теперь и элементы «голосового режима», но все же могла работать.
Аналогичные меры осуществлялись и в правительственных учреждениях, как на уровне федеральных структур, так и на уровне штатов, где без
особых затей, чтобы не тратить сил на проверку, были развернуты комплексы «чистых компьютеров», взятых непосредственно с производства.
Таким образом, разумеется, исключались из оборота все базы данных, переведенные за последнее десятилетие в цифровой формат, все архивы, все
рабочие поисковики, но, по крайней мере частично, сетевая связность страны к концу этой сумасшедшей недели была восстановлена.
Намного хуже обстояли дела в банковской сфере. Там, разумеется, тоже были развернуты интактные, то есть неповрежденные, терминалы,
загружена часть софта, взятого у европейских партнеров, и провешены временные сетевые маршруты, связавшие между собой крупнейшие банки
страны. Однако при осторожных попытках просканировать базы текущих счетов операторы получали картину тотального «цифрового детрита»: хаос
не структурированных и не поддающихся осмыслению данных, работать с которыми было нельзя. Сходная картина наблюдалась и на стриммерах, то
есть на дублирующих носителях информации, хранящихся в специальных сейфовых помещениях. Правда на стриммерах оказались поврежденными лишь
отдельные архитектурные сектора, и, тем не менее, этого было достаточно, чтобы сделать недееспособной всю сохранившуюся информацию. К тому
же наличествовали весьма серьезные опасения, что при обратной трансляции данных со стриммера на вновь поставленный терминал может произойти
спонтанная реинтеграция вируса, тогда усилия всех последних дней пропадут.
В общем, приходилось мириться с тем, что, по крайней мере на первых порах, восстановить исходные финансовые позиции не удастся. Фактически
американцы лишились всех своих накоплений, всех рабочих кредитов, всех денежных средств, и это было, пожалуй, самое сильное потрясение,
которое им пришлось испытать. Психологический шок был просто чудовищным. Как производить покупки? Как осуществлять необходимые текущие
платежи? Как вообще жить дальше, если вместо денег, придающих уверенность в том, что ты – человек, в руках – неощутимая пустота?
Плохо помогали и так называемые «заемные облигации», в срочном порядке выпущенные правительствами нескольких штатов. Во-первых, был
совершенно непонятен их курс: то они приравнивались к одному «старому доллару», то к двум, то к трем, а то сразу же – к десяти. Тем более,
что курс самого доллара был не определен. А во-вторых, обращение их стопорила та же техническая проблема: нет квалифицированных кассиров,
бухгалтеров, экономистов, не хватает оборудованных машин, надежных сейфов, охранников для перевозок. Наконец выяснилось, что американцы,
давно уже подсевшие на электронное колдовство, вообще отвыкли считать: сложить или вычесть сложные числа для них – непреодолимая трудность. |