Изменить размер шрифта - +
Его несомненно, за все выдающиеся заслуги, переведут на уровень «В»… Как

это?.. Не могут не перевести!.. А там уже и до следующего регистра – рукой подать…

– Будем продвигаться все вместе!..

Он пытается их обнять.

– Если ты вернешься, – терпеливо напоминает Джилин.

Грустные оливковые глаза.

Тогда Гликк берет его за отвороты желтой корпоративной рубашки и трясет так, что у Джилина мотается голова.

– Я вернусь, – яростно говорит он. – Я вернусь, ты слышишь!.. Вернусь, вернусь!..



На следующее утро за ним приходит машина. Гликк сильно взволнован: впервые за много лет он покидает территорию корпорации. Фактически, это

всего лишь второе его физическое перемещение, первое случилось тогда, когда сразу же после окончания школы его вместе с двумя другими

отобранными фирмой выпускниками перевезли в этот анклав. Даже трехгодичное обучение в колледже он прошел, оставаясь в пределах охраняемого

периметра. Это понятно: корпорация, кредитовавшая его образование, не хотела рисковать вложенными по договору средствами. Ведь виртуальные

аудитории ничем не отличаются от настоящих, а в виртуальных лабораториях, регулярно проверяемых, кстати, теми же корпоративными

инспекторами, можно работать ничуть не хуже, чем в реальных исследовательских боксах.

Правда, тут его постигает разочарование. В машине нет окон – на дверцы справа и слева транслируется нейтральный пейзаж. И хотя дважды до

него докатывается что-то вроде гула толпы, а один раз машина вздрагивает, как от разрыва, и по обшивке ее чиркает какой-то металл, «дикий

мир» для него все равно остается загадкой. Действительно ли он полон монструозных дегенератов, жаждущих крови, и действительно ли они

ненавидят всех тех, кому посчастливилось жить в корпоративном анклаве?

Так ничего из этого он и не узнает. Машина останавливается в гараже, входные жалюзи которого уже опущены. Ни одного звука не доносится

сквозь бетонные стены. Лишь шофер дико ругается, разглядывая безобразную сверкающую загогулину на переднем крыле.

Это чем же нужно было в них засадить, чтобы процарапать бронированное покрытие?

Раздумывать ему, впрочем, некогда. Уже с первых мгновений пребывания в армейской среде день его оказывается расписан так, что на

размышления не остается ни сил, ни времени.

Сначала Гликку делают глубокое биологическое сканирование, и «эскулап», суммировав особенности физиологии, вычерчивает программные

рекомендации. Затем, согласно этим рекомендациям, с него снимают навыки химика-экспериментатора и за двенадцать часов наращивают базовый

чип до необходимой мощности. Одновременно ему имплантируют стимуляторы, повышающие скорость и точность реакций, а заодно подкачивают

нейрохимию, ответственную за конгруэнтность психики. Теперь Гликк способен удерживать интерактивный режим, даже если в этот момент у него

стреляют над ухом.

И, наконец, его подключают к боевой аватаре. Гликк, вернувшись из медицинского отделения в жилой отсек, с недоумением разглядывает себя в

зеркале. Неужели он действительно стал военным? Неужели этот солдат с деревянным невыразительным гладким, как у манекена, лицом есть он

сам? Где там скрывается подлинный Гликк? Осталось ли хоть что-нибудь от того, кем он был раньше?

Утешает, что это временно.

Всего через месяц, уже даже меньше, он вернется к прежнему статусу.

Звучат сигналы отбоя. Свет в отсеке тускнеет, превращаясь в расплывчатую серо-желтую муть.
Быстрый переход