– Что ты делаешь? – вскричал ненаглядный.

– Одежду надо выбросить, я режу, чтобы никто не мог воспользоваться. На рваные тряпки никто не обратит внимания. Косметичку тоже выбросим, а паспорт надо бы сжечь…

Я сунулась было на кухню, но сообразила, что в квартире все еще достаточно газу. Как бы пожара не устроить! И я положила паспорт убитой девицы в потайное отделение своей сумочки.

– А как же мы ее повезем – голую? – ненаглядный как то странно пустил петуха.

Я взглянула на него пристальнее и увидела, что в глазах у него стоят слезы. Этого только не хватало! Рыдать положено женщине, а плачущий мужчина смешон, не его это амплуа. Хоть и пишут в книжках, что даже самые сильные мужчины способны рыдать от переживаний и горя, я в это не верю. И плачущий мужчина вызывает у меня только отрицательные эмоции, потому что отец раза два в году напивается и плачет потом пьяными слезами о своей погубленной жизни.

– Немедленно прекрати! – проскрежетала я. – Не смей распускаться, у нас еще столько дел!

– Я не могу, – Он все таки разревелся.

Второпях я сунула ему платок из косметички Каролины, что вызвало новый приступ. Бормоча ругательства, я бросилась на кухню и принесла ему мокрое полотенце. Вытирать слезы, смешанные с потом, мне пришлось самой – он уже и руки не мог поднять. Ненаглядный вообще был весь как жареный пирожок с повидлом – снаружи липкий и горячий, а внутри прощупывалась какая то вязкая субстанция, которая так и норовила растечься.

– Слушай, возьми себя в руки! – пыталась я его увещевать.

– Извини. Со мной никогда такого раньше не случалось.

– М нда. Я тоже раньше никогда не прятала трупы.

Пока он приходил в себя, я прошлась по квартире с целью определить, не упустила ли чего. Вещи Каролины я все собрала, моих вещей в этой квартире не было. В коридоре на гвоздике висели запасные ключи от машины ненаглядного. Сама не знаю почему, но я прихватила их, оглянувшись на дверь. Ненаглядный был в таком состоянии, что ничего не заметил.

– Ну что ж, приступим, – решительно высказалась я и откинула закрывавшую труп Каролины простыню. – Скатерть тащи!

– Ка…какую скатерть? – заплетающимся языком спросил ненаглядный, в ужасе косясь на труп своей случайной подружки.

– Какую какую, – передразнила я его, – самую большую, какую найдешь! Надеюсь, скатерти у тетки были?

– Сейчас…

Он полез на антресоли – довольно уверенно, надо сказать, – и вытащил оттуда большую красивую скатерть в ирисах, вышитых гладью.

– Сокровище! – воскликнула я с невыразимой мукой в голосе. – Неужели нет ничего обыкновенного? Такого, что есть в любом доме, такого, как у всех? А то уж ты прямо можешь вложить ей… в руку свой паспорт, свернутый в трубочку!

Мой сарказм, похоже, плохо доходил до ненаглядного, но он был послушен и тут же достал невзрачную скатерть в скромную бежевую клетку.

– Ладно, – смилостивилась я, – тащи сюда.

Мы разложили скатерть на полу возле дивана, и я осторожно взялась за труп, чтобы стащить его на пол. Ненаглядный смотрел на тело в ужасе и не мог к нему прикоснуться. Надо сказать, мне это тоже не доставляло большого удовольствия, но я виду не показала и прикрикнула:

– Сейчас ты к ней боишься прикоснуться? Раньше надо было бояться, тогда бы и не случилось ничего! Все из за тебя! Ну, посадил в машину, подвез куда надо – извините, девушка, больше ничего не могу для вас сделать, меня любовница ждет… А ну, берись!

Он выполнил команду быстро и не раздумывая, как в армии.

– Молодец!

Мы благополучно скатили ее на пол и завернули в скатерть. Теперь, когда ее не было видно, стало не так страшно – ну, сверток и сверток!

Ненаглядный опять застыл в ожидании приказа.