|
Я не ошибся, там действительно крутится нечто вроде эшафота, к которому привязан голый парень. Он сложен, как греческая статуя, намазан каким-то блестящим кремом и прикручен таким образом, что лоснящаяся задница оттопырилась на потеху публике. Публика гогочет, публика кидается чем-то; распахнуты десятки ртов. На вращающейся площадке, кроме «жертвы», помещаются два «палача», две пышные девицы в традиционных садо-мазо нарядах, с плетками и черным каучуковым вибратором в руках. «Карусель» делает круг, и в луче прожектора становится видно, что по другую сторону от разделительной стенки на эшафоте точно так же прикручена голая девушка.
Почему-то меня это успокаивает. Как-то радует, что парень страдает не в одиночестве. Впрочем, увлечены действом немногие, человек сорок, остальные кружатся в бешеном ритме, который сюда доносится лишь в виде легкого подрагивания пола. Музыку совсем не слышно, зато в прыгающих лучах видно, как десятки рук передают друг другу зажженные сигареты с дурью. Дым ползет по залу, как живое ядовитое облако. Под потолком, в исполинском паучьем коконе, раскачивается фосфоресцирующая физиономия диджея. Там одни девчонки, несколько сотен взбесившихся от драга женщин. — Скажите мне, Януш, зачем сделан «Шербет»? — очень миролюбиво спрашивает донна. — Я не принимал участия в производстве… — Хорошо, Януш, я спрошу иначе. Для кого сделан «Шербет»? — Вы хотите услышать официальную рекламу или мое частное мнение? Коко на секунду отрывается от черепахи, бросает на меня встревоженный взгляд. Похоже, она обеспокоена моей повышенной активностью. — Вашей долбаной рекламой забит мой почтовый ящик, — смеется донна. — Мое мнение таково: «Шербет» сделан для людей, которым очень одиноко и не хватает душевного тепла. — А душевного тепла не хватает только богатым вонючим козлам? Донна Рафаэла гладит искусственного дога. Собака урчит и трется мордой о бедро хозяйки, искательно заглядывая в глаза. В танцзале что-то происходит, там толкутся спины вокруг помоста… — Тепла не хватает всем, — осторожно возражаю я, косясь на бесстрастное личико Коко. — Насколько я слышал, Экспертный совет прорабатывает варианты удешевления шоу, но пока удалось снизить цену лишь на «Халву». — Будем надеяться, этот кошмар наступит не скоро. — Не скоро? — Будем надеяться также, что мозгоклювам не придет идея продавать сценарии в кредит. Я не сразу нахожу, что ответить. После предупреждений Коко я вообще не знаю, как с ними тут говорить. — Почему вы не признаете честно, что персональные шоу созданы специально для того, чтобы унизить женщин? — Унизить? — Я ищу совета у Коко, но она только хмурится. — Вас кто-то неверно информировал, донна… — Отчего же? — Кажется, хозяйка «Ириса» не сердится. Она возбуждена, по состоянию ее зрачков и цвету кожи я не могу определить сорт драга, которым донна накачалась сегодня вечером, но непохоже, что она собирается впасть в ярость. — Мозгоклювы сделали то, что много веков не удавалось проституткам. Теперь каждый озабоченный член с деньгами может транслировать свои грязные фантазии машине, и — раз! — Донна хрипло смеется. — Несчастные актрисы даже не узнают, какая свинья над ними издевалась. — Да нет же, ни над кем не издеваются. Все актеры соовершенно добровольно… — Само собой, добровольно! Еще не хватало, чтобы вы кололи девчонкам какую-нибудь гадость; тогда я первая сплясала бы румбу на могиле вашего телеканала. |
