|
А Лига женщин тогда обратилась к производителям с просьбой приделать собакам зубы. А Совет Европы на это заявил, что скорее разрешит владеть обычными животными, почти полностью истребленными после «собачьего гриппа» двадцатых годов. В Думе лоббисты подняли вой в защиту права личности на любые электронные приборы, если они не угрожают окружающим. Комиссар по гражданским правам предложил остроумный выход — намордники. «Мацусита» и «Тошиба» показали всей планете видеоролик, где отважная киберболонка спасает старушку-хозяйку от восьми вооруженных грабителей. Мир смеялся, глядя на улепетывающих дяденек, которым порвали штаны.
Тогда мир смеялся. Спустя двадцать лет мне совсем не смешно. Я гляжу в оловянные глаза собак, понимая, что это совсем не глаза. Настоящие органы зрения роботов разбросаны по телу. Они предоставляют электронным мозгам пса панорамный обзор, плюс к тому оба пса располагаются в помещении определенным образом. Каждый контролирует спину товарищу. Пока мы поднимаемся в прозрачной капле лифта, один из псов постоянно болтается у меня за спиной. Я раздумываю, кто представляет большую опасность — хвостатый робот, или квадратная тетка в кожаном плаще. Мне очень не нравится, что я не вижу ее рук, они постоянно спрятаны. Зато, надо отдать должное, никто не поинтересовался содержимым моих карманов. Здесь демонстрируют уважение к личности. Здесь даже пристрелят вежливо. — Как здоровье мамочки? — бархатным голосом спрашивает донна и пожимает руку моей провожатой. — Я слышала, вы там увлеклись водными гонками? — Она нас всех переживет, — в тон смеется Коко. А еще мне нравится их лифт. Капля ни к чему не привязана, она просто ползет в трубе, подталкиваемая напором жидкости вроде желатина. Наш путь пересекает такая же гибкая кишка, искривленная под немыслимым углом, и внутри нее, встречным курсом, катится еще одна капля. Внутри хохочут и обнимаются человек шесть, все молоденькие девчонки. Должно быть, такие лифты страшно дороги, я видел нечто подобное лишь в Финляндии. Мы проплываем над шезлонгами, над песочком, затем внизу танцуют, потом мне кажется, я вижу голого мужика, привязанного за ноги, но наша труба ныряет на следующий этаж. Интересно было бы прикинуть примерную стоимость всего имения… Вслед за Коко я переступаю порог тамбура, и внешние звуки исчезают. Слева от тамбура еще одна прозрачная дверь, там вращаются десятка три скринов, между ними на пневмокреслах перемещаются две очень серьезные девчонки в наушниках. Очевидно, слева диспетчерская всего комплекса, но нам не туда. Нам прямо, туда, где на коврике под дверью восседает еще один монументальный пес. — Я слушаю, — продолжая улыбаться, говорит донна Рафаэла. Я не вижу ее улыбку, скорее чувствую ее. Старательно пялюсь в дальний угол залы, соблюдая правила мужской вежливости. Доги помахивают хвостами, под полом проплывает галапагосская черепаха. А еще здесь очень много часов, напольных, каминных и настенных. Они тикают, точно армия воинственных насекомых. — Он хороший мальчик, — отзывается Коко. — Он потерял девочку, и мамочка просит помочь ее найти. — Потерял девочку? М-м-м… — мурлычет донна Рафаэла. — До чего же я ненавижу этих поганых мозгоклювов… Я не выдерживаю, поднимаю глаза и таращусь на нее, я никак не могу переварить предыдущую фразу. Донна совсем не сердится, и ямочки на щеках у нее такие милые. Грандиозная полукруглая зала, до потолка занятая антикварными часами. В стенах круглые окна в виде циферблатов, наверняка непрозрачные снаружи. За левым окном далеко внизу мечутся фигуры на танцполе, за правым — пальма и песок. Туда вылезает погреться черепаха, плававшая под ногами. Обе девушки в кожаных пальто идеально вписаны в обстановку, замерли, точно манекены. |
